— Прошу, Андрей, возьми меня с собой, — упрашивала Алёна. — Я никогда не была в императорском дворце. Обещаю, что буду вести себя тихо, словно мышка, и ничем не помешаю.
Андрей колебался.
— Возьми её, — попросил Лев. — Глядишь, и подходящего жениха присмотрите.
И Андрей сдался.
Решено было выехать к сумеркам, чтобы провести ночь в столичном доме, а следующим вечером прибыть на бал в императорский дворец. Устраивало подобное лишь Алёну: успеется с прической.
Лев же ехать не хотел. Мария носила под сердцем их первого ребёнка, и Льву хотелось бы в этот момент быть рядом. Он остался дома.
Стоило карете остановиться рядом с крыльцом, как Андрей выволок сестру на улицу и отхлестал её, не стыдясь дворовых. Тут бы истории неудачного романа закончиться, а со временем и вовсе забыться, но Алёна слишком увлекалась своими желаниями, что часто вело к разочарованию.
Это случилось ближе к лету. Как — то вечером, когда уже пора было отойти ко сну, к Льву пришел Андрей, с весьма странной просьбой:
— Нагони побольше туч и препроводи всех в подвал.
— Что случилось? Что ты задумал?
— Эта дура сбежала.
Лев открыл окно и наполнил безоблачное небо с россыпью звезд и острым месяцем, тяжелыми тучами. Они недовольно клубились, сталкиваясь друг с другом, готовые породить гром и молнии.
— Поля вновь требуют полива? — спросила Мария, наблюдая, как супруг притягивает одну тучу за другой.
— Нет, это…
Полыхнула молния, и грянул гром, да так, что чуть не расколол небосвод.
— Нам лучше спуститься в подвал, — подхватил супругу под руку Лев.
На утро от буйной ночи напоминала лишь разруха. Лев тут же занялся подсчетами: стоило вставить новые стёкла в окона, привести в порядок (или закупить новые) ковры, если те были испорчены дождем и градом, так же стоило проверить мебель в комнатах, куда попала дождевая вода, и обновить фасад поместья, испорченный непогодой. Хвала Роду, библиотека была полностью цела.
В сиреневом саду нужно было отремонтировать крышу беседки, и собрать все поломанные ветви, а в плодоносном убрать с грядок упавшую яблоню. Лев надеялся, что поля не размыло, и молодые посевы целы.
Вернувшись в поместье, Андрей тут же велел запереть обессиленную Алёну в её покоях, и не выпускать без его дозволения. В пылающий камин на глазах у младшего брата, он отправил связку писем. Бросил с таким ожесточением, словно отправитель был его злейшим врагом.
— Великий Перун, да где же вы были прошлой ночью, — недоумевал Лев, пока Андрей завалился на диван в своём кабинете, пытаясь поудобней устроить раненую ногу. Превратившаяся в кровавые лохмотья штанина, обнажала мышцы, лишенные кожи.
— Скорей же, — поморщился Андрей, сдерживая стон, — помоги мне.
Лев выругался и полез в стеклянный ящик, где брат хранил снадобья (как нужные, так и горячительные). Позже, когда Андрей уже не рисковал потерять ногу и пребывал в спокойном расположении духа, он рассказал, что гроза должна была помешать Алёне обречь семью на позор, а тот «женишок», с которым она решила сбежать больше никогда не покинет леса на территории Орловых.
После этого у Алёны в комнате поставили решётки на окна. Андрей был так зол на её попытку побега, что месяц держал сестру под замком. В то время, как сам залечивал полученные во время поимки Алёны раны.
А разгар лета, когда некуда было деться от жары, Мария разрешилась от бремени. Счастливый Лев готов был возносить хвалу богам, и опустошить весь винный погреб. Он хотел созвать всех, кого только мог, чтобы разделить с ними радость, когда братьев Орловых настигла неожиданная весть — Аврор Горячев спился.
Он часто уходил из дома и мог не появляться там днями, поэтому его хватились не сразу, а только спустя десять дней. Так на долго он обычно не уходил. Трио друзей давно не собиралась, поэтому поисками Аврора озаботились слишком поздно.
Он кутил неделю, три дня из которой находился в публичном доме. В разгар очередной попойки он свалился, опрокинув с себя стакан самогона, и больше не смог подняться. Этот человек жил ради удовольствия и умер, им захлебнувшись.
Поэтому Лев всегда говорил детям, что прежде, чем прибегнуть к какому — либо действию нужно сначала просчитать его результат. Когда-то, он лелеющий мысли исключительно об охоте и садах, теперь был единственным, кто мог обучать детей.
Всё начиналось с основ, сперва нужно было научиться прислушиваться к природе, пропустить её голос через себя, научиться созерцать, а уже затем стоило перейти к чтению, письму, счету и иностранному языку. Последнее было не столь важно, этому их обучат и в лицее, поэтому подобным занятиям уделялся всего день в неделю.