Отец сильно постарел. Он выглядел более привлекательным, чем в семидесятых, когда люди принимали его за Сонни Боно [2]. Его волосы с проседью, густые и пышные, напоминали дорогой ковер. На нем был мягкий кремовый пуловер с V-образным вырезом, розовая рубашка и серые фланелевые брюки. Не удивительно, что друзья называли его щеголем.
Мальчики играли в захват флага во дворе в ожидании его прибытия. К тому времени, когда они ввалились в кухню, новые, цвета хаки брюки Патрика были покрыты зелеными пятнами от травы, а бледно-голубая, с застежкой на кнопки рубашка Майкла была испачкана сосновой хвоей. Они стояли перед нами с горящими глазами и нетерпеливыми улыбками. Мне хотелось обнять их и воскликнуть: «Смотри, папа! Посмотри на мою работу! Разве они не красавцы?»
Но я сдержалась. Мне не хотелось, чтобы отец догадался, как для меня было важно, чтобы он гордился мной. После его двадцатилетнего отсутствия в моей жизни я сама удивилась, что мне не все равно.
Встав между Майклом и Патриком, я положила руки им на плечи.
– Папа, это Майкл и Патрик.
Майкл протянул отцу руку.
– Привет, дедушка. Я Майкл, – прощебетал он.
Я думала, мое сердце вырвется из груди, как ракета в мультфильме.
– O боже… o… – Отец пожал руку Майкла и отступил на шаг назад. Он прочистил горло, кашлянул и вытер глаза тыльной стороной руки. – Он выглядит… он выглядит как… он выглядит как я… Он мог бы быть моим близнецом… – Отец прижал ладонь к сердцу и опустился на кухонный стол. Он не мог отвести глаза от Майкла. – Это что-то сверхъестественное, – сказал он, покачивая головой, – я просто не могу поверить в такое сходство.
Майкл сел перед ним.
– Ты выглядел как я,когда тебе было одиннадцать, дедушка?
– Абсолютно, приятель! Я пришлю тебе мою фотографию в начальной школе, чтобы ты сам убедился. – Отец откинулся назад, опираясь ладонью на стол.
Майкл, подражая ему, разглядывал свои руки, проверяя, есть ли сходство и между ними. Мне показалось, что поднялся занавес и я смотрю на картину из моего детства. Отцовские сильные, мужественные руки, всегда с безупречными, ровно подстриженными ногтями. Руки, которые кружили меня, изображая самолет. Руки, которые показывали мне, как ловить мяч. Руки, которые хлопали громче всех, когда я выходила на поклоны после школьного спектакля.
От избытка чувств мне казалось, что сквозь меня пропустили разряд тока. Меня охватило сильное желание броситься между сыном и отцом, крепко сжать их руки. Я жаждала узнать, что я почувствую, коснувшись их обоих одновременно, чтобы ощутить связь и понять, что чувствуют другие семьи. Семьи, которые вместе отмечали праздники. Семьи, которые умеют прощать и не боятся своего прошлого.
Но я не двигалась. От нервного напряжения у меня начался тик. Я держала палец на пульсе до тех пор, пока он не пришел в норму.
Патрик присоединился к ним за столом.
– Я рад, что ты здесь, дедушка. – Сцепив руки в замок, он потянул свои запястья, как будто играл в перетягивание каната.
– Эй, дедушка? – окликнул отца Майкл. – У меня есть вопрос!
– Слушаю, малыш, – отозвался отец, наклонившись вперед.
– Почему ты так долго собирался встретиться с нами? Мне уже одиннадцать, знаешь. – Он снял сосновую иголку с рукава и щелчком отправил ее на пол.
– Ну-у-у-у, что ж. Я думаю, что это вопрос на миллион долларов, Майкл! – Отец глубоко вздохнул и откинулся назад. – Это оченьхороший вопрос, Майкл… очень хороший. Он выдохнул со свистом и взглядом попросил у меня помощи.
Я пожала плечами. Что я могла сказать, чтобы помочь ему, если я сама не понимаю, почему его так долго не было в моей жизни? Я много раз просила его приехать в Миннесоту и познакомиться с моими сыновьями, но он по каким-то причинам не делал этого.
– Дедушка? – Майкл постучал указательным пальцем по руке отца. – Почему ты не приезжал сюда раньше?
– Правда в том… – Отец прочистил горло. – Правда в том… У меня нет ответа, Майкл. Я действительно не знаю, почему я так долго не приезжал сюда встретиться с вами. – Низко склонив голову, он смотрел на свои колени.
Патрик и Майкл изучали его, отца моего детства, который когда-то был мальчиком, похожим на них.
Отец посмотрел на них затуманившимися глазами.
– Но теперь я здесь, и надеюсь, что могу стать частью вашей семьи, – он по-мальчишески улыбнулся, – с этого момента, прямо сейчас, если вы позволите.
Майкл, поднявшись, просиял:
– Ты и так наша семья, дедушка. Черт побери… Ты же папа моей мамы!
– Да, – эхом отозвался Патрик. – Ты – папа моей мамы! Ты уже семья.
Они бросились и без стеснения обняли его.
Они любили его, потому что он был частью семьи.
И они любили его, потому что он был с ними.
Ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет.
Богатство
Дорогая Дэб,
мне было десять лет, когда я впервые почувствовала себя богатой, найдя пятидолларовую купюру на соседской лужайке по дороге в школу. Знакомая синяя (канадская) банкнота, аккуратно расправленная, лежала на густой, влажной от росы траве. Из-за апрельских дождей мы не успели исследовать наш новый район, но в то сверкающее в солнечных лучах утро, улица переливалась калейдоскопом всех оттенков зеленого на зависть самой Амазонке.
Я стояла над этим маленьким синим прямоугольником, сияющим ярче, чем горшок золота, под пристальным взглядом королевы Елизаветы и не могла поверить в такое везенье – я была богата.
Банкнота насквозь промокла, и мне хотелось выжать ее как губку, но я боялась, что она порвется. За пять долларов в 1962 году был выкуплен король. И у меня никогда не было собственных пяти долларов. С большой осторожностью я подняла их с газона, сложила пополам и сунула в карман, чтобы не потерять. Когда я добралась до конца квартала, меня охватила паника. Что, если половинки банкноты слипнутся и я не смогу их оторвать друг от друга? Я снова достала купюру и попробовала ее высушить. Я дула на нее, пока не закружилась голова, а потом промокнула своим толстым шерстяным килтом, надеясь, что ткань впитает влагу. Но это не помогло, и тогда я, подняв руки над головой, подставила банкноту ветру, подобно вымпелу на гоночном автомобиле. Так я добежала до школы, но купюра по-прежнему была сырой, как старая кухонная тряпка, которая никогда не высыхает.
Только перед дверью в класс мне в голову пришла блестящая идея. Банкноту можно спрятать и заодно высушить, спрятав ее под поясом моей юбки. Я разгладила складки на купюре пальцами и прижала ее к животику. Холодная бумага прилипла к моей коже. Мне стало интересно, богатые чувствуют то же самое?
Мисс Андерсон говорила без умолку о новой концепции предстоящей научной ярмарки, а я фантазировала о всевозможных способах потратить мое новообретенное богатство. Я ВСЕГДА мечтала о Барби, но мама считала, что это слишком дорогая игрушка, и я, имея трех младших сестер, вообще не нуждаюсь в куклах. Настоящая Барби стоит 3,99 доллара. Даже у моей сестры – тезки Барби – не было настоящей куклы Барби. Она делала вид, что ее дешевая подделка – настоящая, а мы не спорили, хотя все видели разницу. Моих пяти долларов хватит на то, чтобы доехать на автобусе до универмага самообслуживания в центре города, купить мою любимую Барби в полосатом купальном костюме и пакет сырного попкорна, чтобы съесть его весь по дороге домой в автобусе.
Мечтая о Барби и о том, как чудесно будет слизывать крошки сырного попкорна с пальцев, я неожиданно почувствовала, что вся вспотела. Я смахнула соленые капли, стекающие мне за шиворот, и вытерла руку о юбку. Мне стало любопытно, а что сделала бы мама с пятью лишними долларами?