Он поворачивает голову и смотрит на меня, изучая мои глаза, мое лицо.
– Ты же не жалеешь об этом, Лара Джин, правда?
Я качаю головой.
– Нет, не жалею. – Он улыбается мне так нежно, что я не могу не улыбнуться ему в ответ. – Спасибо, что заставил их убрать видео ради меня.
– Нас, – поправляет он. – Я сделал это ради нас. – Он переплетает наши пальцы. – Это ты и я, малыш. – Я сжимаю пальцы вокруг его. Если мы будем просто достаточно крепко держаться, то все будет хорошо.
***
Когда мы идем по коридору вместе, девушки перешептываются. Парни посмеиваются. Один парень из команды по лакроссу подбегает и пытается дать «пять» Питеру, который с рычанием отпихивает его в сторону.
Когда я стою одна у своего шкафчика и меняю книги, ко мне подходит Лукас.
– Я не буду ходить вокруг да около, – говорит он. – А просто спрошу. Девушка на видео действительно ты?
Я делаю глубокий успокаивающий вдох.
– Я. – Лукас тихо присвистывает.
– Вот черт.
– Ага.
– Так… вы, ребята…
– Нет, мы определенно нет. Мы – нет.
– А почему нет?
Вопрос меня смущает, хотя и знаю, что у меня нет никаких причин смущаться. Просто у меня никогда раньше не было случая говорить о своей сексуальной жизни, потому что, кому вообще могло прийти в голову спросить меня что-нибудь об этом?
– Мы – нет, потому что нет. За этим не кроется никаких грандиозных причин, кроме как той, что я еще не готова и не знаю, готов ли он. Мы даже не говорили об этом.
– Ну, не похоже, что он девственник. Как ни старайся проявить фантазию. – Для выразительности, Лукас широко распахивает свои небесно-голубые глаза. – Знаю, ты невинна, Лара Джин, но Кавински – определенно, нет. Я говорю это тебе как парень.
– Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, – отвечаю я, хотя сама задаюсь вопросом и беспокоюсь об этом. У нас с Питером однажды был разговор о том, должны ли парень с девушкой, которые долгое время встречаются, по умолчанию заниматься сексом, но я не помню, ответил ли он вообще, каково его мнение. Мне следовало слушать лучше. – Слушай, только потому что он и Женевьева занимались этим как… как бешеные кролики или типа того…, – Лукас посмеивается над этим, и я щипаю его. – Только потому, что они этим занимались, не значит, что и мы автоматически это делаем, или даже что он автоматически этого хочет. – Я права?
– Он определенно хочет.
Заглатываю воздух.
– Что ж, очень жаль, так грустно, если это так. Но, честно говоря, я не думаю, что так и есть. – И в эту самую минуту я решаю, что у нас с Питером будут отношения, эквивалентные «грудинке медленного приготовления». Неторопливые и постепенные. С течением времени, наши чувства друг к другу станут более интимными. Я уверенно добавляю, – то, что происходит между мной и Питером, совершенно отличается от того, чем они были с Женевьевой. Или того, что между ними было. Без разницы. Суть в том, что не стоит сравнивать отношения, хорошо? – И неважно, что я сама постоянно занимаюсь этим в своей голове.
***
На уроке французского я слышу, как Эмили Нуссбаум шепчет Женевьеве:
– Если окажется, что она беременна, как думаешь, Кавински заплатит за аборт?
Женевьева шепчет в ответ:
– Ни за что. Он слишком скуп. Может быть, половину. – И все смеются.
Мое лицо горит от унижения. Мне хочется крикнуть им: «У нас не было секса! Мы – грудинка! Но это только доставило бы им больше удовольствия – то, что они вывели меня из себя. Во всяком случае, так бы сказала Марго. Так что я поднимаю свой подбородок еще выше, так высоко как могу, настолько высоко, что болит шея.
Может быть, Джен действительно это сделала. Возможно, она и в самом деле так сильно меня ненавидит.
По пути на следующий урок меня перехватает миссис Давенпорт. Она обхватывает меня рукой и говорит:
– Лара Джин, как ты держишься?
Знаю, она не волнуется за меня, не совсем. Ей просто хочется посплетничать. Она – самая большая сплетница среди всех учителей, а может, даже и учеников. Что ж, я не собираюсь быть пищей для преподавательской комнаты отдыха.
– Отлично, – радостно отвечаю я. Подбородок вверх, подбородок вверх.