Он серьезно спрашивает меня:
– Она сказала, что сняла видео? Она произнесла именно эти слова?
– Ну… нет. – Какие были ее точные слова? Я ушла с таким чувством, будто она призналась, но теперь, прокручивая разговор в своей голове, понимаю, что фактически она в этом не созналась. – Она не созналась в этом как в таковом, но практически это сделала. Она проделала ту штуку со своим ртом! – Я изгибаю вверх уголок рта. – Видишь? Это ее выдает!
Он приподнимает бровь.
– Да ладно, Кави.
– Питер!
– Ладно, хорошо. Я поговорю с ней. – Он заводит машину.
Я почти уверена, что знаю ответ на свой вопрос, но все же должна его задать.
– Кто-нибудь из учителей сказал тебе что-нибудь про видео? Может быть, тренер Уайт?
– Нет. А что? Тебе кто-то что-то сказал?
Вот о чем говорила Марго, этот двойной стандарт. Мальчишки есть мальчишки, а девочки должны проявлять заботу – о своем теле, о своем будущем, обо всем том, по чему люди судят о нас. Неожиданно я спрашиваю его:
– Когда ты собираешься поговорить с Женевьевой?
– Я пойду туда сегодня вечером.
– Ты пойдешь к ней домой? – повторяю я.
– Ну, да. Я должен видеть ее лицо, чтобы знать, действительно ли она врет или нет. Я проверю эту «выдающую черту», от которой ты так возбуждена.
***
Питер голоден, поэтому мы останавливаемся и покупаем по пути гамбургеры и молочные коктейли. Когда я, наконец, приезжаю домой, меня ждут Марго и Китти.
– Расскажи нам все, – говорит Марго, вручая мне чашку какао. Я проверяю, положила ли она туда мини маршмеллоу – она положила.
– Питер все уладил? – хочет знать Китти.
– Да! Он заставил Anonybitch убрать видео. Он сказал им, что у него есть дядя, который является превосходным адвокатом, хотя в действительности он владеет пиццерией в Нью-Джерси.
Марго улыбается на это. А затем ее лицо становится серьезным.
– Народ в школе был ужасным?
Я беспечно отвечаю:
– Неа, вообще-то, все было не так плохо. – Я ощущаю нарастающую гордость за то что перед сестрами смогла сделать вид, что все в порядке. – Но я почти уверена, что знаю, кто это сделал.
– Кто? – произносят они хором.
– Женевьева, как и сказала Крис. Я столкнулась с ней в туалете, и она это отрицала, но потом она сделала ту штуку, которую она проделывает со своими губами, когда лжет. – Я им демонстрирую. – Гоу-гоу, ты помнишь эту штуку?
– Думаю, что да! – отвечает она, но я вижу, что она не помнит. – Что сказал Питер, когда ты сообщила ему, что это была Женевьева? Он же поверил тебе, да?
– Не совсем, – увиливаю я, дуя на горячее какао. – Я имею в виду, он сказал, что собирается с ней поговорить и докопаться до истины.
Марго хмурится.
– Он должен поддерживать тебя, несмотря ни на что.
– Он поддерживает, Гоу-гоу! – Я хватаю ее за руку и переплетаю наши пальцы. – Он сделал вот так. Он сказал: «Это ты и я, малыш». Это было очень романтично!
Она хихикает.
– Ты безнадежна. Никогда не меняйся.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты завтра не уезжала, – вздыхаю я. Я уже тоскую по ней. Пребывание Марго здесь, с ее суждениями и мудрыми советами, заставляет меня чувствовать себя в безопасности. Это придает мне силы.
– Лара Джин, ты победишь, – говорит она, и я внимательно прислушиваюсь, тщательно выискивая какие-нибудь сомнения или неискренность, любой намек, что она говорит это только для того, чтобы меня поддержать. Но нет ни одного. Только уверенность.
8
Это последний ужин Марго перед ее завтрашним отъездом в Шотландию. Папа готовит корейские ребрышки и картофель по-французски из натуральных ингредиентов. Он даже печет лимонный торт, приговаривая при этом: «Так серо и холодно, думаю, нам всем нужно немного солнца в виде лимонного пирога». Затем приобнимает меня за талию и похлопывает по боку, и, хотя папа ничего не спрашивает, я знаю, он чувствует, что со мной что-то происходит, что-то гораздо серьезнее женских дней.
Едва мы успеваем поднести вилки к губам, как папа интересуется:
– Эти кальби-ччим на вкус похожи на бабушкины?
– В общем и целом, – отвечаю я. Уголки папиных губ опускаются вниз, и я быстро добавляю. – Всмысле, они, может быть, даже лучше.
– Я мариновал мясо по ее рецепту, – оправдывается папа. – Но почему-то оно не отходит прямо от косточек так, как у нее, представляешь? Когда кушаешь правильно приготовленные кальби-ччим, даже нож не нужен. – Марго отрезает кусочек мяса ножом для стейка, но останавливается ненадолго. – Впервые я попробовал его с вашей мамой. На наше первое свидание она повела меня в корейский ресторан и заказала для нас все на корейском и рассказала мне о каждом блюде. Я испытывал такой благоговейный трепет перед ней в ту ночь. Мое единственное сожаление – это то, что вы, девочки, не изучаете корейскую культуру. – Уголки его рта на мгновение опускаются, а затем он снова улыбается. – Ешьте, доченьки.