– Со мной все в порядке, но все равно, поблагодарите ее за беспокойство.
– Сама и поблагодари.
Поли что-то сказала Лейле вполголоса, сняла рюкзак, отдала Лейле и зашагала вперед. Лейла обернулась ко мне:
– Вы не можете заставить меня ехать домой!
– Я вообще не собираюсь тебя заставлять, – сказала я. – Ладно, залезай, я подброшу тебя к отцу.
Она открыла дверцу, села, рюкзак поставила в ноги.
– Как вы узнали, куда я направляюсь? – спросила она.
– Это твоя мама вычислила. Доберемся до телефона, ты уж будь добра, позвони ей. Она с ума сходит от беспокойства.
– Может, вы позвоните? Все равно вы с ней будете разговаривать.
– Естественно, буду. – Мы некоторое время ехали молча, а потом я сказала: – Не могу понять, что тебя так раздражает.
– Ненавижу Фитч. Там все девицы только и знают, что выпендриваются.
– Я думала, у тебя есть подруги.
– Нету.
– А Шерри?
– Что – Шерри? – насторожилась Лейла.
– Я просто хотела спросить, как ты развлеклась в Малибу.
– Нормально. Весело было.
– А Эмили? Твоя мама говорила, тебе нравится кататься у нее дома на лошадях?
– Почему вы меня об этом спрашиваете?
– Знаешь, есть у меня одно предположение. Ты ведь ни туда, ни туда не ездила, а проводила выходные с Поли, да?
– Ну и что? Мне уж и с Поли побыть нельзя?
– Где вы познакомились?
– В суде для несовершеннолетних.
– Ты попала под суд? Когда?
– Год назад, в июле. Нас там много было.
– За что?
– Копы утверждали, что мы вторглись в чужие владения и безобразничали, но это полная чушь. Мы просто гуляли около старого заколоченного дома.
– И в котором часу это было?
– Вы что, окружной прокурор? Ну, ночью, часа в два. Половина наших смылась, а остальных копы сцапали.
Я повернула налево, на Грамерси-лейн, и Лейла показала на обшарпанный дом с высокой крышей. Я подъехала к крыльцу и выключила мотор.
– Может, ты посмотришь, дома ли он? Я хотела с ним побеседовать.
– Это еще о чем?
– О докторе Перселле, если не возражаешь, – сказала я.
Лейла открыла дверцу, потянулась за рюкзаком, но я его перехватила.
– Пусть пока тут полежит. Если он дома, я рюкзак сама принесу. Не хотелось бы, чтобы ты от меня сбежала.
Она мрачно вздохнула, но послушалась. Хлопнула дверью и, сунув руки в карманы, зашагала к дому. Похоже, там никого не было. Она постучала раз, другой, развернулась и пошла назад к машине.
– Он, наверное, скоро придет. Я знаю, где ключ, так что могу просто его подождать.
– Очень хорошо. Подождем вместе.
Я вышла из машины и пошла, прихватив рюкзак, за ней. На крыльце Лейла приподняла горшок с засохшей геранью – на редкость оригинальное место – и достала ключ. Она отперла дверь, и мы вошли.
– Он здесь снимает?
– Да нет. Сторожит дом, пока приятель в отъезде.
Внутри дом представлял собой одну огромную комнату с потолком под самой крышей. Справа – лестница на антресоли, где была устроена спальня. А в самой комнате – грубая деревянная мебель, на стульях и диванах – пестрые индейские коврики. На небольшом столике в углу я заметила телефон.
– Ты сама маме позвонишь или мне звонить?
– Лучше вы. Я пойду в туалет.
Она удалилась, а я набрала номер Кристал:
– Я побуду здесь, пока Ллойд не вернется. Если он задержится, попробую уговорить Лейлу поехать домой.
– Если честно, я на нее ужасно злюсь и вообще не хочу с ней разговаривать. Аника сейчас позвонит в школу. Даже не знаю, что она им скажет.
– Ну, хорошо. Я буду держать вас в курсе.
Вернулась Лейла и пристроилась на диване.
– Что она сказала?
– Ничего особенного. По-моему, ты, Лейла, ее очень огорчаешь.
Она, даже не взглянув на меня, вытащила из рюкзака пудреницу и стала изучать свое лицо. Подтерла размазавшуюся тушь, снова посмотрелась в зеркальце.
– Расскажи-ка мне про Дау, – попросила я. – И не строй из себя бог знает что. Мне это начинает надоедать.
– А что вас интересует?
– Когда ты видела его в последний раз?
– Вот уж не помню.
– Ну, давай я тебе помогу. Двенадцатого сентября была пятница. Эмили заболела, и ты к ней не поехала. Значит, ты поехала в дом на побережье?
– Не-а. Я тут была.
– Как ты думаешь, где Дау?
– В Канаде.
– Интересно. А почему ты так решила?
– Я слышала, как он разговаривал по телефону с одной женщиной. Полгода назад в клинику пришли какие-то люди, забрали финансовые отчеты и карты большинства пациентов. Уж не знаю, в чем там дело, но его наверняка могли за это посадить, вот он и сбежал.
– А с кем он говорил?
– Понятия не имею. По имени он ее не называл, и голос я не узнала. Потом он понял, что я тоже сняла трубку, и ждал, пока я ее положу.
– Ты подслушивала?
– Я сидела у себя в комнате. Хотела позвонить. Откуда мне было знать, что телефон занят?
– Когда это случилось?
– Недели за две до того, как он смылся.
– Ты рассказала об этом полиции?
– А меня никто не спрашивал. Можно телевизор посмотреть?
– Разумеется.
Она взяла пульт, включила MTV и как загипнотизированная уставилась на экран. Начинало темнеть. Я зажгла свет и, поскольку Лейла не обращала на меня ни малейшего внимания, воспользовавшись моментом, заглянула в ящики письменного стола. Там лежали в основном бумаги хозяина. Нашла я и пачку счетов Ллойда – все просроченные.
Я поднялась на антресоли. Проверила комод – там не обнаружилось ничего, кроме огромного количества трусов кричащих расцветок. Я огляделась. У окна на треножнике стоял телескоп, и это меня заинтересовало. Сначала я оглядела окрестности из окна и, к своему несказанному удивлению, обнаружила, что Ллойд живет почти прямо напротив Фионы, через пруд.
Я узнала мрачные очертания ее дома. В телескоп дальний берег пруда просматривался прекрасно, я даже разглядела выбоины на валуне. Шел дождь, и на поверхности пруда расходились круги от капель. Я заметила какое-то движение справа и навела телескоп туда.
Это оказалась Труди, немецкая овчарка, которую я видела у Фионы. Она исступленно облаивала какую-то палку. Неподалеку я заметила примятые кусты, разглядела пригнутые до земли молодые деревца. Похоже, здесь протащили лодку, чтобы спустить на воду.
Я обратила свой взор на дальний конец пруда, где трава росла у самого берега. На столбе висело объявление: «Плавать и кататься на лодках запрещено». Быстро темнело. Я отошла от телескопа и уставилась вдаль. Что же такое я сейчас видела?
Я спустилась вниз. Лейла оторвалась от экрана и взглянула на меня.
– Мне надо ненадолго уехать, – сказала я. – Ты посиди тут одна, ладно?
– Ага. – И она снова вперилась в телевизор.
Я прикрыла за собой дверь и пошла по мокрой дорожке к машине. Дождь был не сильный, но противный. Сев за руль, я открыла бардачок, достала фонарик и положила его на сиденье, а затем завела машину и задом выехала со двора. Повернув направо, метров через восемьсот – еще раз направо, я поехала вверх по Олд-Резервуар-роуд.
Показался дом Фионы, и я свернула на обочину. Прихватив фонарик, я вышла из машины. Сумерки уже сгущались, но тропинку разглядеть было можно. Я полезла вверх по холму, мокрая трава скользила под ногами.
Спускаться оказалось еще сложнее. У берега я включила фонарик. Вода была почти черная, стоячая. Я навела луч фонарика на валун, на примятые кусты, а потом – снова на воду, ища отмель. Похоже, пруд был довольно глубоким, но под водой, как запрятанное сокровище, тускло поблескивал изгиб бампера. Надпись на номерном знаке я разобрать не могла, но все равно знала наверняка: там, под водой, – серебристый «мерседес» Дау Перселла.
6
Ночью на месте происшествия обычно возникает ощущение, что ты попала на какое-то мрачное и таинственное празднество. На обочине выстроились машина следователя, передвижная лаборатория и «форд»-седан плюс две патрульные машины с включенными мигалками.