Подъехав к дому Ллойда, я увидела, что свет горит. Я въехала во двор, поставила машину и вышла. Ллойд возился в гараже, стоявшем отдельно от дома. Капот его кабриолета был поднят, руки у Ллойда были в машинном масле. Он взглянул на меня совершенно равнодушно – будто я каждый день к нему заявляюсь.
– Вы Миллоун, – не спросил, а констатировал он.
– А вы Ллойд Маскоу. Лейла здесь?
Он усмехнулся:
– В зависимости от того, что вам надо.
Я заглянула под капот.
– Что-то с машиной?
– Да нет. Просто меняю масло, ставлю новые свечи.
– Значит, профилактика?
– Вроде того. Я через пару дней уезжаю.
– И далеко?
– В Вегас. Хочу попросить Кристал отпустить со мной Лейлу. Вы как думаете, она согласится?
– По-моему, вряд ли.
– Она устала от Лейлы и от ее проблем.
– Но это не означает, что она ее отпустит, – сказала я. – Вы думаете, еще один переезд Лейле не повредит?
– В Вегасе она хотя бы вела себя нормально. Она ненавидит свою школу. Всех этих богатеньких дочек.
– Она, похоже, все ненавидит.
– Да с ней просто надо уметь обращаться. – Он мрачно усмехнулся. – Может, вы скажете наконец, зачем пожаловали?
– Разумеется. Насколько мне известно, месяца четыре назад Перселл приходил с вами побеседовать. Мне хотелось бы узнать, о чем.
– До него дошли слухи, что у Кристал роман. Он решил, что со мной. Жаль, мне не в чем было признаваться. С каким бы наслаждением я бросил ему это в лицо.
– Значит, роман был не с вами.
– Увы, нет.
– А какие вообще у вас были отношения с Дау?
– Учитывая, что он увел у меня жену, вполне приличные.
– Вы помните, что делали в тот вечер?
– Когда он решил немного понырять? – хмыкнул Ллойд. – Я работал. Подвернулась халтура – кое-кого надо было подвезти. Можете проверить по учетной книге фирмы. А Лейла была здесь со своей подружкой Поли, они смотрели видик.
– Почему вы решили вернуться в Лас-Вегас?
– Есть у меня одна теория. Дела плохи? Вспомни, где тебе последний раз было хорошо, и езжай туда.
Меня мучило чувство вины, и поэтому всю пятницу я посвятила другим клиентам. Ничего захватывающего, но ведь и счета надо оплачивать. В субботу днем позвонил Томми Хевенер.
– Привет, крошка! Это я, – сказал он уверенным и одновременно задушевным тоном: будто я весь день ждала его звонка.
Я как услышала Томми, меня аж передернуло. Пришлось напомнить себе, что хоть видеть я его и не хочу, он может помочь успокоить Ричарда.
– Привет. Как дела? – довольно сухо ответила я.
– Что ты такое устроила Ричарду? Что случилось?
– А-а-а, ты об этом… Ну… – Думай, думай, думай! Ложь родилась сама собой. – Лонни хочет, чтобы я осталась в его офисе, и предложил мне пятидесятипроцентную скидку.
– Почему ты сразу не сказала? Ричард бы все понял.
– Он весь трясся от злости. Я просто не успела и слова вставить.
– А мне почему не рассказала? Мы бы что-нибудь придумали. А он еще в довершение ко всему обнаружил, что ты пошла в банк и приостановила платеж. Визжал как резаный. Ты даже не представляешь, на что он в таком состоянии способен.
– Может, ты сам ему все объяснишь?
– Вот я и решил узнать твою версию, чтобы понять, как его утихомирить. Да, наделала ты делов.
– И что теперь будет?
– Никогда не знаешь, чего от него ждать. Может, все и рассосется. Ну ладно, хватит о Ричарде. Когда мы увидимся?
Я старалась говорить как можно ласковее, но догадывалась, что это вряд ли поможет:
– Знаешь, думаю, у нас с тобой ничего не получится. Видеться нам ни к чему.
Наступила мертвая тишина. Я слышала его дыхание на другом конце провода. Наконец он сказал:
– Это твоя любимая игра, да? Держишь дистанцию. Никого к себе близко не подпускаешь.
– Может, и так.
– Я понимаю, ты обижена, и мне очень тебя жалко, но дай мне шанс. Не вычеркивай меня. Я этого не заслужил.
– Согласна. Ты заслуживаешь лучшего. Честно, я желаю тебе только добра, и прости, если я давала повод…
– Да кто ты такая, чтобы так со мной разговаривать? Ты же сама на меня накинулась!
– Все, я прекращаю разговор. Всего доброго. – Я положила трубку. Сердце у меня колотилось так, словно кто-то решил поиграть им в вышибалы.
Я села за стол и сделала несколько глубоких вдохов. Нет, я не позволю этому типу над собой издеваться. Я взяла стопку каталожных карточек, вытащила ту, на которой было написано про Тину Барт, уволенного бухгалтера из «Пасифик Медоуз». Где она теперь? Пенелопе Делакорт это наверняка известно, но она не скажет. Я взяла телефонную книгу и открыла ее на «Б». Там значилось пять человек по фамилии Барт, но никого по имени Тина или с инициалом Т. Была некая К. Барт, адрес не указан, а К. – это, может быть, Кристин или Кристина. Я набрала номер К. Барт. Включился автоответчик, заговоривший совершенно искусственным, механическим голосом: «Оставьте, пожалуйста, свое сообщение». Одинокие женщины часто используют такие псевдомужские голоса, чтобы создать впечатление, будто в доме присутствует мужик. Я взяла указатель и проверила, по какому адресу зарегистрирован этот телефон. Оказалось, на Дейв-Левин-стрит, неподалеку от «Пасифик Медоуз». Пора было узнать, что именно ей известно.
Перед тем как уйти, я нашла свой старенький «дэвис» тридцать второго калибра и сунула его в сумку. Я очень сомневалась, что Ричард или Томми придут выяснять отношения, но на всякий случай решила принять меры предосторожности.
Часов около пяти я ехала по Дейв-Левин-стрит, высматривая нужный мне дом. Находился он всего в одном квартале от «Пасифик Медоуз». Я оставила машину у тротуара, а к подъезду добежала под дождем.
Это было скромное двухэтажное здание, две квартиры внизу, две – наверху. Фамилия «Барт» была написана черным фломастером на почтовом ящике третьей квартиры. Я поднялась по лестнице, постучала в дверь.
– Кто там?
– Это мисс Барт?
Я услышала, как накинули цепочку, и дверь открылась.
– В чем дело?
– Меня зовут Кинси Миллоун. Я частный детектив, работаю на бывшую жену доктора Перселла. Могу я с вами поговорить?
– Я ничего не знаю. Не видела его уже несколько месяцев.
– Вы, наверное, знаете, что его тело нашли?
– Да, читала. А что произошло? В газетах толком не написали.
– Вас это действительно интересует?
– Я не верю, что он покончил с собой.
– Я склонна с вами согласиться, но мы, возможно, так и не узнаем правды. Я сейчас как раз пробую восстановить события, предшествовавшие его смерти.
– Откуда мне знать, та ли вы, за кого себя выдаете?
Я достала из сумки бумажник, вытащила удостоверение и сунула его в щель. Тина его посмотрела и вернула, после чего впустила меня.
Я вошла, сняла плащ, повесила его у двери. Тина указала мне на стул, а сама села на диван. Она была моложе, чем я ожидала. Пенелопе Делакорт было чуть за пятьдесят, и я думала, они ровесницы. Тине же оказалось лет тридцать пять, и она была такая вялая и унылая, что я подумала, уж не пьет ли она транквилизаторы. Волосы у нее были темно-русые – оттенка мореного дуба. На ней был серый спортивный костюм.
– Почему вы пришли именно ко мне?
– В понедельник я заезжала в Санта-Терезу, беседовала с Пенелопой Делакорт. В разговоре всплыло ваше имя, и я подумала, вдруг вам есть что добавить. Можно называть вас Тиной?
Она безразлично пожала плечами, что я приняла за согласие.
– Вы долго проработали в «Пасифик Медоуз»?
– Пятнадцать лет. Наняли меня делопроизводителем, дослужилась до бухгалтера.
– Кто владел клиникой до Глейзера и Бродуса?
– Компания под названием «Силвер эйдж энтерпрайзиз». Имя владельца мне неизвестно. Возможно, их было несколько. А еще раньше была другая фирма, «Эндевор груп».
Я вытащила из сумки блокнотик и записала оба названия.
– При мне «Пасифик Медоуз» трижды продавали, и всякий раз цена возрастала почти вдвое, – добавила она.