Суетинка, когда-то Суйкин переулок, одна из старых частей города, не так уж давно тут стояли деревянные, одно, двух и трёх этажные дома с каменными первыми этажами, с внутренними, обжитыми двориками, курями, собаками и огромными свиньями, валяющимися в грязи прямо на проезжей части, так как асфальтированной дороги тогда ещё не было. До революции жили здесь мелкие купчики вперемешку с мещанами и служащими, стояло несколько контор, богадельня, православное женское духовное училище, с общежитием при нём. А теперь..., теперь и глазу зацепиться не за что. Почти не за что. А ведь был когда-то целый мирок, патриархальной, кондовой, купеческо-городской жизни. Сколько поколений тут сменилось, и какими были эти люди, сейчас вряд ли кто ответит, а ведь жизнь была....
Встреча произошла как-то совсем уж обыденно, как будто мы только на прошлой неделе расстались и точно знали, что сегодня встретимся. Я подъе-хал к дому, позвонил, он вышел, мы пожали друг другу руки и он без лишних слов сел в машину. Всё. А с другой стороны чего я ещё ожидал? Мы ведь особо никогда не дружили, хотя были знакомы ещё со студенческих времён и частенько пересекались на разных сейшенах и вечеринках.
- Какими судьбами? - Вежливо осведомился я. Он зябко поёжился.
- Отвык я от наших холодов.
- Это, как ты знаешь, ещё не холода.
- Знаю, потому и хочу поскорее разобраться с делами.
- Хм, неужели в Китае теплее?
- В каком Китае?
- В Китайском конечно. - Он помолчал пару секунд, соображая наверно, что такое Китайский Китай, где он находится и чем отличается он другого Китая, того, который КНР.
- Причём тут Китай Вась?
- Как это причём, ты же туда уехал и вроде как женился даже, там. - Сеня за-ржал и, как-то сразу вся неловкость, напряжённость первой встречи поутих-ла, немного сгладилась. Как будто в машине ехали не Арсений Николаевич и Василий Александрович, бывшие деловые партнёры, а Сеня и Вася, добрые приятели, любители вина и женщин, как было когда-то.
- Ну граждане, я с вас прямо худею. - Досмеиваясь вытянул он. - Это кому же такая дикая мысль в голову пришла?
- Да кто ж сейчас вспомнит. - Буркнул я, удивляясь как это можно было по-верить Женке Соболевой, первейшей сплетнице среди всех моих знакомых сплетниц, имеющей самый длинный язык из всех известных мне языков.
- Ох, люди, люди. - Не понятно чему вздохнул он.
В ресторан он меня всё же пригласил, только выпивать мне было нельзя, а значит пятьдесят процентов всего удовольствия, я однозначно потерял. Ну да ладно, хоть поем вкусно, а поесть было чего, Сеня расщедрился.
- Ну так где же ты был, если не в Китае? - Решил удовлетворить я своё любо-пытство, после того как удовлетворил первый голод маленькой порцией го-вяжьей отбивной с шалфеем и ещё какой-то хренью.
- Индия, Иран, Эмираты.
- Вот это да, а на ком ты там женился?
- Да кто тут у вас сивым мерином заделался!? Я и не разводился даже!
- Во как. - Сказал я многозначительно, но лишь для того, что бы поддержать разговор, и сильно не отвлекаться от жареных свиных рёбрышек в соусе бар-бекю. Цимус, советую, особенно вегетарианцам.
- Вот так.
- Значит и в Китае ты не был, и не разводился, и в монахи Шаолиньские не пошёл. - Тут Сеня фужер с водкой чуть мимо рта не пронёс.
- Ты это серьёзно?
- Серьёзней некуда.
- Мама рОдная. Ну трепачи, лишь бы языком почесать.
- А чего ещё делать Сень? Тут ведь скука смертная, дом, работа, работа, дом. У всех дела, заботы, дети, тёщи, ремонты, машины и прочие сады, дачи и огороды. Друзей видим редко, а про приятелей, и говорить не чего. Вот ты спроси меня о наших общих знакомых, я лишь руками разведу, хотя далеко не так занят, как они все.
- Да ладно тебе жаловаться, везде так, и всегда так, по-другому быть не мо-жет. Мы взрослеем...
- Скорее уж стареем. - Перебил я и, заказал себе двести пятьдесят коньяка, решив ехать, домой на такси, и получить-таки свои сто процентов удовольст-вия.
- Нет, пока ещё взрослеем, - не согласился седеющий Арсений Николаевич - стареть мы начнём тогда, когда нам жить станет не интересно, когда мы пе-рестанем удивляться чему-либо, хотя бы той же самой неистребимой чело-веческой глупости. Старость это когда тебя уже абсолютно ничего не волнует. - Заключил он.
- Скажи это буддистским монахам, вот они удивятся.
- А причём тут монахи? А, ты об этом, о самоограничении. Ну да, есть что-то в буддистах и стариках общее. Хм, и правда есть. Только одним хочется, что бы хоть что-нибудь хотелось, а другим хочется что бы ничего не хотелось. - Он поднял свой фужер, я рюмку и мы выпили за религию. - Так о чём это я?
- О взрослении.
- Точно. Домашние заботы, рабочие моменты, дети, ответственность, всё это новый уровень наших взаимоотношений с социумом, вернее это и есть сам социум. Согласись, странно было бы, имея своих детей, ответственные должности, и при этом вести себя как безголовые студенты, какими мы ко-гда-то были. - Он закусил и продолжил. - С трудом представляю себе адвоката, отца семейства в виде супруги и трёх сорванцов, не способного защитить своего подзащитного по той лишь простой причине, что ему в лом было ознакомиться с делом, и он, видите ли, бухал с друзьями адвокатами и гонялся за короткими юбками подруг адвокатесс.
- А что, нет таких?
- Появляются периодически, но сам понимаешь, такие нахрен никому не нужны, да и сами адвокаты-собутыльники, великая редкость.
- Ну и какой из этого вывод? - Поспешил спросить я, пока он не кинулся в новые рассуждения.
- Да простой. Так устроено общество. Человек должен, или принуждён, смотря под каким углом ты привык на это смотреть, пройти все стадии взросления, что бы в конце своего пути ничего не хотеть и спокойно двинуть кони.
- Или заделаться монахом и разом перешагнув все ступеньки, свалиться на самую последнюю, с которой, с чистой совестью, опять же сыграть в ящик.
- Примерно так. - Кивнул Сеня, закусывая водочку отварной телятиной и грибочками.
- Да ты сволочь Арсений.
- Вот те на! А я-то тут причём?
- Ну как, ты нарисовал такую безрадостную картину, что не только детей ро-жать, жить не хочется.
- Это не я, все претензии к нашей среде обитания, ибо среда обитания фор-мирует человека, а за одно, и весь социальный строй.
- Во загнул! - Я почесал нос вилкой. - Давай, за среду обитания. - Мы сдви-нули хрусталь и выпили. Не знаю как там водка, но коньячок скользнул по пищеводу и мягко ухнул в желудок, обдав теплом все внутренности. На лбу даже испарина выступила.
- На счёт среды обитания я возможно с тобой и соглашусь, - теперь уже меня потянуло философствовать - человек уже много тысяч лет пытается изме-нить эту среду и кое в чём даже преуспел, но отношения в нашем социуме, как были на уровне первобытнообщинного строя, так и остались. Скажешь слишком мало изменений в среде? Снова соглашусь, мало, но они есть! А стало быть, и межличностные отношения должны были измениться, а с ними и социум.
- Ты чего-то меня совсем запутал Вась. Погоди. - Он махнул фужер, выцелил вилкой рыжик в тарелке, и хряпнув его всеми четырьмя зубцами, отправил в рот. - Если я тебя правильно понял, ты утверждаешь, что среда не влияет на человека, или влияет лишь косвенно.
- Почему не влияет, влияет, но совсем не так как раньше. Меньше, я бы ска-зал. А всё остальное, ну то, что не от среды, создано самим человеком и, со-циум тоже. - Сеня подумал несколько секунд, пожевал и кивнул.
- Верно. Но всё равно, что бы ни создал человек, всё носит отпечаток среды, в которой он воспитывался из поколения в поколение. Матрица.
- Тебе не кажется, что мы начинаем по кругу ходить? - Спросил я разлив на-питки по ёмкостям.
- Возможно. - Легко согласился Арсений. - И поэтому надо выпить.
- Ну, за причину и следствие, и не важно, что было раньше!
- Будем!
Дальше разговор вильнул в сторону наших общих знакомых, где я добросо-вестно (как и предупреждал) разводил руками. А Арсений всё пытал меня, что да как, да кто с кем, почему и отчего так вышло. У меня создалось такое впечатление, как будто он на родине лет десять не был. Хотя откуда мне знать, может там, на чужбине год за пять идёт.