— У нас, в Советском Союзе, увы, тоже есть такие люди, которые считают, что можно договориться со всеми людьми «по ту сторону», что все они джентльмены, культурные люди и преотлично понимают, что у народов есть общие цели и задачи, — добавил Алеша. — Да, у всех народов есть общие цели и задачи: не допустить мировой войны, не разрушить великую способность природы к саморегуляции и самосохранению, защитить свободу, ибо свобода — это, в конце концов, общее достояние, но я согласен с Антонио: нельзя закрывать глаза на то, что могущественные группы никак не хотят признать равенство своих интересов с интересами других социальных групп, плюют на права и достоинство народов — им подавай полное преобладание, полное господство, все новые богатства, власть неограниченную, ничем не стесненную.
— Шулеры легко договариваются с шулерами, у них общий гешефт и общий источник доходов: обман людей, — сказал Антонио. — Уж я-то знаю, что говорят, а что фактически делают боссы… Многие принимают их слова за чистую монету — пропаганда делает свое дело повсюду. Но ведь это факт: они не хотят общего добра и общего мира, они до сих пор надеются, что победят в глобальной борьбе, обеспечат себе более совершенное оружие, более развитую экономику, более хитрую систему управления общественным сознанием… Они не хотят принять реальностей жизни, а честным и наивным людям, которым внушили, что в истории побеждает правда, и только правда, все время кажется, что все с большой охотой идут к правде, — коварное заблуждение.
— Я понимаю людей, — сказал дядюшка Хосе. — Так хочется верить в правду. Вот отчего ложь находила и находит свои жертвы. Люди слабы, они лишены возможности отстаивать сообща свои интересы, они разделены и разрозненны и потому поневоле цепляются за надежду. Но все же настанет время, и скоро, когда ненадежная надежда уступит место трезвой уверенности в возможном.
— В нашем классе все знают, что бесчестные люди десятки раз пытались убить Фиделя Кастро и все-таки слушают рассказы об этом, будто впервые, — громко сказала Мария и покраснела.
— Не смущайся, — сказал дядюшка Хосе. — Все это происходило на наших глазах. Политиканов не останавливали народные страдания. Вспомнить занесенный на Кубу вирус африканской чумы — было уничтожено почти все поголовье свиней. Или вспомнить лихорадку денге — пострадали ни в чем не повинные люди.
— Да, — кивнул Антонио, — история с Кастро — это было на нашей памяти. И винтовки с оптическими прицелами, и отравленные авторучки, и смертоносная бактериологическая пыль. В 1960 году среди его сигар были случайно обнаружены сигары с ядом. Закури он такую сигару, и уже не спасли бы человека. А личность значит, очень много значит для судеб всякого дела.
— Я читал, как Фиделя хотели убить во время подводной охоты, — сказал Педро. — Это было, кажется, в 1963 году. В район, где он иногда охотился, подбросили экзотическую раковину, начиненную взрывчаткой. Стоило только тронуть ее рукою, и произошло бы непоправимое…
— Те, кто мутит воду, — сказала Мария, — они повсюду одни и те же. Они и Ленина убили, — она посмотрела на Алешу.
— Что говорить об этом. Надо действовать. Я предлагаю с рассветом послать к Боссу делегацию. Буду рад, если возьмете и меня.
— И меня, — прибавил Педро.
— Было бы хорошо, если бы с вами пошел Антонио, — предложил дядюшка Хосе.
— Нет, — сказал Антонио, — добровольно сдаваться своим недругам я не хочу. Я только покажу вам дорогу…
ПОСОЛЬСТВО
На рассвете Алеша и Педро отправились к Боссу. Их сопровождал Антонио — показывал наиболее короткий путь.
— На этом острове я болтаюсь уже довольно долго, — говорил дорогой Антонио. — Приехал сюда из Гондураса. Мы переправляли оружие мятежникам в Никарагуа. Противное, гнусное дело. Готовишь партию оружия и знаешь, что ни автоматы, ни мины не послужат свободе и счастью, а принесут тысячам людей новое горе, новые слезы… Нам, охране, не позволяют шататься по острову, всегда приходится выполнять какой-либо приказ, и потому времени всегда в обрез… Большая часть острова — это сосновый лес, но возле озера преобладают заросли мангровника. В озере полно крокодилов. Кормить их — любимое занятие Босса. Твари великолепно видят, оказывается, и в темноте…
Так вот, шагая, без умолку говорил и говорил Антонио, а потом вдруг в упор спросил Алешу, и Алеша понял, что этот вопрос был сутью всего затеянного разговора.
— Слушай, русский, скажи мне, правда ли то, что все вы там, в СССР, были рабами? Ну, при Сталине, я имею в виду. Да и теперь, говорят, не все еще опомнились.
Алеша невольно остановился. Предстояло ответить на вопрос, который ему никогда не приходил в голову.
— Видите, Антонио, — сказал он, — люди не только стреляют в других людей или бросают их в муравейники. Они делают это же и другими способами — распуская, например, ложь… Кому-то очень хотелось бы, чтобы мы, русские, чувствовали себя рабами, то есть неполноценными, униженными, заискивали перед другими, усваивая чужие ужимки, подражая чужой моде… Сейчас многое решается в мире, и кого-то очень беспокоит исход борьбы… Чтобы скомпрометировать коммунизм, они утверждают, что мы были рабами во времена Сталина… Что ж, кто был рабом, тот, вероятно, им остался, но кто чувствовал себя свободным, тот и сегодня свободен… Я не жил при Сталине и не имею права легковесно судить о том сложном и противоречивом времени. Но я спрашивал своего отца и своего деда… Это честные и благородные люди. Я верю им… Скажу так, Антонио: ни мой отец, ни мой дед не были рабами. Они строили новое общество и верили в него… Каждый из них сознательно жертвовал собой ради общества — разве это рабство? Это рабство с точки зрения насильника, эгоиста, которые ненавидят коллектив, если он сплочен идеей справедливости. Насильники и эгоисты считают справедливым только то, что выгодно им лично… Тяжелые, тяжелые условия были у нас. Мы первыми в мире строили социализм, и мы обязаны были построить его любой ценой, чтобы уберечь мир от миллиардов новых искалеченных и униженных судеб.
— Но некоторые лица, занимавшие у вас в стране высокий пост, выявили себя теперь как взяточники, как воры, как полные негодяи, — продолжал Антонио. — Можно ли объяснить это?.. Конечно, у нас, на Западе, разного рода махинации не вызывают сенсации: тут все взяточники, все воры, и разница между ними заключается только в том, нарушены законы формально или не нарушены, попался кто-то уже или еще не попался… Но у нас такое общество: кто кого обманет, кто кого пересилит, а обманет и пересилит всегда одна сторона… Это тот, кто не знает всего отчаяния и ужаса положения, пудрит мозги, восхваляя Запад… Все знает свою цену, и относительное благосостояние тоже. Но благосостояние — еще не вся правда…
— Понимаешь, Антонио, — вмешался Педро. — Растекаясь слишком широко, река мелеет, замедляет свое течение, по берегам ее неизбежно появляются болота… Кто становится более сыт и более благополучен, нежели остальные люди, тот напрочь забывает об этих людях, тем более если сытость и благополучие куплены ценой несправедливости… Ты, верно, слыхал историю бригадного генерала военно-воздушных сил Кубы Рафаэля дель Пино Диаса? Он бежал на самолете в Соединенные Штаты.
— Ну, так это предатель, — сказал Антонио. — Тут все ясно. Столько продажных шкур на свете. Ради выгоды они зарежут родную мать.
Некоторое время шли молча, понимая, что разговор затеяли важный и его не исчерпать случайными репликами: тут надо о многом подумать.
— Может, и предатель, не спорю. Но прежде всего разожравшаяся свинья, — сказал Педро. — Кто обрастает жиром, теряет революционность — известное дело. Генерал не был предателем, вот в чем трагедия. Его подкупили. Его разложили. Он утратил те идеалы, которым был верен.