Я не мог к ней, беззащитной, не шагнуть,
Не обнять её качнувшегося стана,
Для её головки не подставить грудь.
И она ко мне доверчиво прижалась,
Гулко грянула об пол сковорода…
На минуту так, недвижно, мы остались,
А обоим показалось – навсегда.
Владимир Буев
Пацаны легко романтике сдаются,
Коль поманят девушки едой.
Токи страстные любви передаются
В общежитии без сети проводной.
Волнами любовь кружит в любой общаге.
Плотность и насыщенность царят
Там, где объявляются аншлаги,
Где одну селёдку сорок рыл едят.
Вот тусовка в светлой комнате проходит.
Все жуют и пьют, и челюсти скрипят.
Незнакомка вдруг без спутников заходит
Вся в духах-туманах с головы до пят.
Стукнуло у юноши тут сердце громко.
Ёкнуло и стало гулко бить в набат.
Гаснет свет… Стон парня. Плачет незнакомка.
Снова свет зажёгся. Вот и компромат.
Нет, совсем не секс, на что прогноз был сделан
Теми, кто охотник был до дел таких.
Парню в руку вилок сто воткнуть успела
Едоков команда. Вот вам малый штрих:
В пятерне его кусок большой селёдки
Сжат был. Дура баба! Рвутся матюки…
…Незнакомке ж было сказано: со смёткой
Действуй, лишь внимание от рыбы отвлеки.
О временах и нравах
Виктор Барков
ЗАВОДСКОЙ РОМАНС
Гудит станок. Три сотни оборотов.
Ровняю фланец подрезным резцом.
Но не от этой упоительной работы
Так вдохновенно светится лицо.
Токарная в цеху не знает группа,
И не подозревает весь завод,
Что у соседнего станка, держась за суппорт,
Любовь моя досрочно план даёт.
Не прерывая трудовых процессов,
Я наблюдаю краешком зрачка:
Она изящна в спецодежде, как принцесса,
В отточенных движениях – ловка.
Засаленная кепка скрыла ушко,
Волос оставив рыженький клочок,
А жёлто-сине-фиолетовая стружка
Змеёю вьётся у её сапог.
Я ей за месяц не сказал ни слова,
Чтоб повода к догадкам не давать,
И даже в очереди тесной у столовой
Старался, как и всех, её толкать.
Не помню, где я допустил промашку,
Но за спиной коллеги говорят:
«Вот Витька, если бы не втюрился в Наташку,
Уже бы получил шестой разряд!»
Гудит станок. Полтыщи оборотов.
Снимаю фаску проходным резцом.
Но не от этой опостылевшей работы
Так сумрачно угрюмится лицо.
Конечно, быть влюблённым очень глупо.
Узнает это завтра весь завод…
А у соседнего станка, держась за суппорт,
Наташка план мой на себя берёт.
Владимир Буев
«Сто лет» назад то было, видно, время:
Токарный стан; Наташка за станком.
И парень глаз косит… ну, прям поэма!
О классе то рассказ передовом.
Советского розлива эта байка.
Таких рабочих дев и комиссарш
Немало и в кожа́нках, и в фуфайках
Бывало в текстах: выбор широчайш.
Речь, впрочем, вовсе не о токарихе.
Не о Наташке, вставшей за станок.
О пацане, измучавшемся тихо –
О том, кто от любви к ней изнемог.
Принцесс и королев бензоколонок
В спецовках обождали пацаны.
Про дышащих туманами девчонок
Мечты рабочих были бы грешны.
Романтика в цехах социализма.
Как ностальгию может вызывать
Не только юность, но анахронизма
То ль травма родовая, то ль печать!
Наташка не в роскошном интервьюере,
А средь болванок, гаек и болтов.
Болтов! Возможно, в этой атмосфере
Любовь трясёт лишь пьяных мужиков?
А, впрочем, лучше, чтоб на производстве
Любили всех Наташек у станков.
Ведь эти же Наташки (вот уродство!)
В Стамбуле… впрочем, ясно тут без слов.
Всё было точно так же ровно там же.
Сто лет назад в семнадцатом году.
…Зарёкся о Наташке слать пассажи.
И вот те на! Без них невмоготу…
Благодать
Виктор Барков
ЕНИСЕЙСКИЙ ПЕЙЗАЖ
С берега крутого Енисея
взгляду открывается Расея –
ну, не вся, а лишь её кусок.
Но кусок довольно интересный:
под скалой безудержно отвесной
домики совхоз раскинул местный,
а чуть дальше видится лесок.
У домов картофельные грядки
зеленеют. Значит, всё в порядке –
не смогла всю зелень слопать тля.
Псы надрывно брешут на прохожих,
словно рвутся выскочить из кожи
и порвать на ком-нибудь одёжи,
зрелищем хозяев веселя.
Я стою у самого обрыва,
думаю: «Вот было бы красиво –
со скалы вдруг взять да воспарить!
Только жаль, что если я однажды