– Прапорщик Захарский, – назвался второй.
Оба обращались исключительно к Панфилову. На Перелесова они даже не смотрели. Казалось, он для них не существовал вовсе.
– А Костромской где? – с важным видом спросил майор.
Левшин и Захарский даже ухом не повели. Откликнулся только Затонов:
– Так на выезде он. На ферме корова пропала, ищет.
– На ферме, корова, – передразнил его Перелесов и с сочувствием посмотрел на Панфилова. – Нелегко тебе с ним придется, Марк Илларионович, – Юрий Леонидович у нас парень с норовом...
Капитан Костромской долгое время был в Серебровке одним-единственным участковым. В принципе, он и должен был возглавить опорный пункт со всеми его новыми штатами. Но судьба в лице начальника отдела кадров оставила его в прежней должности участкового и возвысила над ним капитана Панфилова. Обиделся Костромской, оттого и воротит нос от нового начальника.
– Ничего, разберемся, – пообещал Панфилов.
– Надеюсь, Марк Илларионович, очень надеюсь, – сановно глянул на него Перелесов.
Он был немногословен. В общих словах обрисовал ситуацию в Серебровке, обозначил текущие и перспективные задачи, пожелал удачи и с затаенным чувством зависти направил семьдесят шесть лошадок под капотом своего «УАЗа» в обратный путь.
В полной мере ситуацию с криминогенной обстановкой на селе мог прояснить капитан Костромской. Панфилов решил присоединиться к нему в его розысках. Где находится ферма, он знал. Но оказалось, что искать его нужно в другом месте.
– В клубе он, – сказал Затонов и виновато отвел в сторону глаза.
– А корова?
– Корову он еще утром нашел... В клубе у него кабинет, не хочет он оттуда уходить... Там он сейчас...
Недолго думая, пешком Марк Панфилов направился к главной сельской площади. Оба прапорщика молча устремились за ним.
– А вы куда, господа помощники? – спросил он, осаживая их строгим взглядом.
– Э-э, ну, может, помощь нужна будет, – пожал плечами Левшин.
– Да и не спокойно здесь на селе... говорят, – добавил Захарский.
– Кто говорит?
– Ну, говорят, – замялся прапорщик.
– Я уж как-нибудь сам. А вы отдыхайте. Пока есть возможность.
Старый опорный пункт размещался в сельском клубе. И кабинет участкового там же. Старый клуб, кабинет затрапезный, тесный, с одним-единственным телефоном, чудом сохранившимся с тридцатых годов. Но Панфилов был молодым лейтенантом, когда впервые получил назначение в Серебровку – тогда еще единую, не деленную на простонародную и элитную. Два года в армии, два года в школе милиции, всего по две звездочки на погонах, зато впереди – целая жизнь... И воды много с тех пор утекло, и роза ветров изменилась...
Он шел по главной улице большого села. Пыльная дорога, подгнившие дощатые мостки вдоль нее – на случай дождливой погоды. Деревянные столбы с плохо натянутыми проводами, деревья не стройными, но пышно цветущими и зеленеющими рядами, бревенчатые избы, шаткие заборы. Раньше здесь царил образцовый порядок – нигде ничего лишнего на виду, дома вдоль главной улицы вовремя красились, крыши ремонтировались. Цветов было больше... Сейчас же и дома были блеклые, местами хлам у заборов, ржавый «Запорожец» без стекол и колес – как заноза в глазу. И навозом почти не пахнет. Если селянам лень возиться со скотиной, что уж говорить про дачников, которых здесь, пожалуй, было уже больше, чем местных жителей.
По пути он встретил старых знакомых, из далекого прошлого, двух родных братьев. Постарели мужики, ходят еле-еле, но глаза живые, шкодливые. Они узнали Марка Илларионовича, приподняли свои кепки в знак приветствия. Панфилов задорно улыбнулся им вслед. Давно не было у него на душе так раздольно-весело, как сейчас.
Клуб находился на главной сельской площади. Здесь все как прежде – церковь за железной оградой, здание сельского правления, двухэтажное здание сельсовета, магазин, за которым, как помнил Марк Илларионович, начиналась дорожка к сельскому клубу.
Аккуратные газоны, клумбы, пышные липы. И среди всего этого великолепия находился сельский клуб – длинное одноэтажное строение с обшарпанными стенами и пыльными, давно некрашенными окнами. Перед входом висел выгоревший на солнце плакат: «Дискотека. Пятница, суббота. 19.00». Все, больше ничего. Да и не нужны заманчивые обещания и красноречивые слоганы в условиях, когда конкуренция отсутствует напрочь. Один-единственный клуб на все село. Здесь же игорный зал, который не нуждался в рекламе по той же причине. Впрочем, за рекламный экспонат можно было принять меланхоличного здоровяка в черной униформе охранника на входе в мини-казино. Стоит на крыльце, заложив руки за спину, покачивается взад-вперед на широко расставленных ногах. Ни дать ни взять сельский унтер Пришибеев.
Вход в клуб никто не охранял. Мрачный гулкий вестибюль, скрипучий деревянный пол, прямо – двустворчатые двери, за которыми находился большой зал, влево – коридорчик с двумя помещениями для стражей порядка и небольшой камерой для задержанных. Кабинет участкового и пункт охраны правопорядка с добровольными его помощниками из представителей народной дружины. Одна дверь была приоткрыта.
Панфилов взялся за ручку, но дверь открывать сразу не стал. На мгновение представил себя молодым лейтенантом, только что прибывшим в Серебровку по распределению. Приятно было вспомнить молодость...
Сенька и Санька Караваевы, два брата-акробата – их так и называли за глаза. Смешные, вздорные и непутевые. То бой быков на ферме организуют, то гонки на тракторах. Без жертв, как правило, не обходилось. Марк только-только принял должность, еще даже не успел освоиться в своем кабинете, но уже знал, какая молва шла о братьях.
– Петуха у нас украли, товарищ гвардии лейтенант!.. – сокрушенно качая головой, начал было старший брат.
– Почему гвардии? – перебил его Марк.
У братьев украли петуха, и он должен был найти преступника.
– Потому что село у нас большое, без гвардии никак нельзя. А вы единственный у нас офицер. Потому и гвардии лейтенант! – не сморгнув глазом, объяснил брат младший.
– Странная какая-то логика.
– Ну почему же странная! – возмутился Сенька. – Железная логика! Мы другой и не знаем!
– Тогда, может, вы и вора уже нашли с помощью вашей логики?
– Ну, конечно! Санька сказал, что козел его какой-то спер. А если козел, то воняет от него. А если так, то он возле фермы живет. А возле фермы у нас Митька Стреляный живет... Мы бы к нему сами сходили, но у него кулаки дюже здоровые...
– Митька Стреляный?! – лейтенант Панфилов с трудом сдерживал себя, чтобы не прыснуть со смеху. – Возле фермы? Козел вонючий?..
– Ага! – одновременно кивнули братья.
Они были серьезны, но при этом гримасы на их лицах были настолько уморительными, что им бы сейчас мог позавидовать сам Савелий Крамаров.
– Тогда, может, скажете, что у меня в сейфе лежит, если вы такие умные?
– Сейф железный, – переглянувшись с братом, сказал Санька.
– А если железный, то в нем что-то деревянное, – добавил Сенька.
– Ну, а если деревянное... – крепко задумался один мыслитель. – Сейф очень железный... Значит, деревянное с железным...
– Да, да, – поддержал брата второй. – Деревянное с железным... И тяжелый. Но не слишком... Молоток у тебя там, гвардии лейтенант!
Марк открыл сейф и в полном смятении чувств достал оттуда и положил на стол тот самый инструмент, который напророчили ему браться. Ни документов там не было, ни оружия, только молоток, который он сегодня утром взял у начальника клуба, чтобы починить расшатанный стул. Утром взял, сегодня. Братья никак не могли знать о нем.
– Пошли! – снимая с вешалки фуражку, решительно сказал Марк.
И вместе с братьями направился домой к Митьке Стреляному. Когда-то это был первый парень на деревне – красавец, задира. А ныне он считался первым алкоголиком на селе. Лохматый, запущенный, зубы гнилые. От него действительно воняло, как от некастрированного козла. Немытый, с глубокого похмелья, глаза сикось-накось.