Чиновник департамента социальной защиты сам как раз любил боевики и на них, можно сказать, воспитывался, но спорить не стал. У него на компьютере как раз перед приходом странной посетительницы была игра, в которой он сражался с вампирами, но не успел довоевать до конца. Он предвкушал продолжения игры, но для этого нужно было завершить разговор.
– Знаете что, Вика, – сказал он, медленно складывая предложения из приходящих в голову слов, – я подумаю над вашей идеей. Посоветуюсь в отделе. Вопрос ваш не такой простой. Мы вас поддержим, а потом к нам посыплются жалобы на нарушение демократии. Культуру и нравственность все понимают по-разному. Но спасибо вам, что пришли. Звоните. А мы обсудим и сообщим в вашу школу. Вы в какой класс перешли? В одиннадцатый? У вас будет серьёзный год. Надо ЕГЭ сдавать, а вы тут такое дело закручиваете. Не помешает?
– Нет! – чуть не крикнула Вика. – Мы хорошо учимся. Но не должны быть в жизни равнодушными. Это главное, чему надо учиться.
– Хорошо-хорошо, – попытался успокоить Вику Герман Васильевич. – Я же не возражаю. Мы вам сообщим, не волнуйтесь.
* * *
Идея рисунка для значка, как символа нравственного патруля, пришла к Людмиле ночью во время сна. Она неожиданно проснулась от мысли, что всё можно сделать очень просто. Включив лампу на тумбочке у кровати, она вскочила, села за письменный стол, включила настольную лампу, вынула из ящика стола чистый лист бумаги, взяла карандаш и стала быстро рисовать руку с указательным пальцем, предупредительно поднятым вверх. Сложенные пальцы руки слева окружила полукругом, по которому написала «Нравственный», а по указательному пальцу пошло слово «Патруль». Оба слова писались снизу вверх, потому буквы Н и П очутились рядом. Вторым полукругом более мелким шрифтом пошли слова «Мы вас любим».
Закончив писать, Людмила выключила обе лампы, бухнулась в кровать лицом в подушку и мгновенно уснула. Утром, открыв глаза, никак не могла осознать, что происходит. Ей казалось, что она видела секунду назад сон, в котором что-то рисовала. Пыталась вспомнить, что это было, и никак не могла. Снова закрыла глаза. Но сон не возвращался. Солнце обожгло лучом веки. Отклонила голову и подскочила, словно кольнуло в спину. Подбежала к столу. На нём лежал лист бумаги с нарисованным ею символом.
– Поразительно, – подумала, – неужели мне это не приснилось? Я рисовала ночью? Никогда такого не было.
Но рисунок лежал на столе.
– Ур-ра! – закричала себе. – Это не сон. – И она стала рассматривать собственное произведение.
Вошла мама.
– Ты чего кричишь? На параде что ли?
Подошла к столу, взяла лист с рисунком. Стала внимательно рассматривать.
– Кому это предназначен указующий перст?
– Не указующий, а предупреждающий, – поправила Людмила. – Это я значок для нас придумала. А перст говорит всем, что надо вести себя по-человечески с любовью друг к другу.
– Ну, палец на плакате штука не новая, но в твоём варианте, кажется, есть свой шарм. Думаю, что должно понравиться. Только ты иди завтракать. Потом доделаешь.
В это время зазвонил телефон.
– Это меня, – кинулась к трубке Людмила.
– Тебя, кого же ещё? – засмеялась мама и пошла из комнаты, чтобы не мешать дочери говорить с друзьями.
Звонил Володя. Он спрашивал, готовы ли нарукавные повязки. Они были готовы. Десять штук. Людмилина мама их прострочила на машинке, пришила лямки на липучках, чтобы легко было надевать и снимать. Сегодня вечером Володя собирал команду для совещания и пробного выхода по городу. Встречались по-походному на детской площадке на набережной без роликов и велосипедов.
Людмила рассказала о проекте значка, пообещала подготовить до встречи десять распечаток для вложений в баджики. Она успела приобрести их в канцелярских товарах. Так что повязками и значками первая десятка энпэшников будет обеспечена. Закончив разговор, Люда побежала завтракать.
* * *
Августовские часы уже отметили середину тридцатиоднодневного периода последнего летнего месяца. Дневная жара ещё напоминала о себе тёплыми вечерами, слегка охлаждаемыми лёгким ветерком, невидимо, но ощутимо струящемся вдоль реки, охватывая гуляющих до такой степени нежно и ласково, что их шаги непроизвольно замедляются с единственной целью продлить это великолепное чувство радости единения со всей природой, дарящей в эти минуты и неустанно меняющуюся рябь речной поверхности с беспокойными отражениями едва скользящих по небу облаков, окрашенных в пурпур лучами опускающегося за портовые сооружения, башенные краны и головы высотных домов солнца, и зеленеющие травяные ковровые полосы вдоль дороги, по которой периодически проносятся вереницы легковых иномарок и стареньких жигулей да трещат беспардонно байкеры на мощных хондах, ямахах, сузуки, и шелест листвы берёз от запутавшегося в ветках ветра, что можно услышать лишь только в момент внезапно наступившей тишины, когда дорожный транспорт пронесётся и смолкнет вдалеке.