Выбрать главу

Впрочем, очередь в ночном, где из-под полы круглые сутки торгуют градусом, от этого не меньше. Пухлая продавщица в переднике и пилотке тёмно-зелёного цвета, с фиолетовыми волосами и такими же тенями на веках окидывает вошедших подозрительным взглядом, который будто бы способен определить – местный ли ты или засланный казачок (всех местных она знала в лицо, но не избавляла себя при этом от удовольствия быть упрошенной или ублажённой комплиментами, шоколадками или даже мздой).

Особо борзые в это время отлично навариваются, но в большинстве случаев чуть ли не весь заработок отдают тем же ментам в качестве откупа от срока. Даже барыги покрупнее в это время пропадают из поля зрения. Они прекрасно понимают, что в их деле никто не руководствуется принципами чести, слово ничего не весит, вчерашний партнёр сегодня может уже шить на тебя дело. Джентельменский договор между людьми, далёкими от джентльменства.

Если честно, я не знаю, зачем нам было всё это. Не могу сказать, что нам было как-то плохо без гашиша. Мы могли делать всё то же самое. Бухать, в конце концов. Тем более, если погода позволяла. Но всё равно чего-то не хватало. Мысли о нём не оставляют в покое. Ты всё вертишь в руках телефон, периодически сверяясь, не высветился ли на экране заветный пропущенный звонок. Ну, появись эта дрянь в ту минуту, ничего ведь не изменилось бы! Ну, встретились бы, накурились, и точно так же бродили бы туда-сюда по району!

Поначалу, первые месяцы, прёт сильно, пробивает на ржач, на улицу не выйти в таком состоянии. Тебя всего расплющивает в лепёшку и сжимает в точку. Происходящее наделяется иным смыслом: полная путаница в секунду оборачивается кристальной ясностью – и обратно. Голова свинцовая, а глаза – те вообще не открываются почти… но, боже мой, думаете, кто-то вообще помнил эти ощущения пяти – или десятилетней давности? С годами дым лишь накрывает мутной пеленой разум, жутко хочется спать. Вот и всё. Прикольно. Но в этот момент ты, откровенно говоря, тупишь, совершенно невозможно с тобой построить основательный диалог.

В дорвавшейся до кайфа стайке всё сводится к длительному молчанию, прерываемому двусложными словами и редкими, ничего не значащими смешками. Из раза в раз один и тот же сценарий: ждёте, мутите, курите, тупите. Радости дурь нам не приносила, но была чем-то вроде основы нашего общения, а потому так значима для каждого. Она отпускает, и вы возвращаетесь в действительность, где и говорить-то не о чем, вам как-то неловко друг с другом, хочется чем-то заполнить пустоту меж вами, и вы сбегаете в эту круговерть: мутите, долбите весь кусок за раз и, уставшие от него, расходитесь по домам до следующей встречи, которая вновь начнётся с того, что вы будете обсуждать, где «намутить»… И так по кругу до бесконечности.

Бездарь хлебал от жизни барыги сполна. Постоянный страх, словно попятам, преследовал его всякий раз, когда наркотики были при нём (а было это почти всегда). Конфликты с местными пацанами. Хоть Захар и пытался изо всех казаться сорви головой – не был он таким уж откровенным отморозком, чтобы всерьёз торговать наркотиками. Несколько раз он пытался завязать с продажей, на некоторое время находил работу, но потом вновь вспоминал, как легко можно мутить те же деньги, что и ишача мерчендайзером, грузчиком, курьером, продавцом, официантом и т.д. Лёгкий заработок манил его, и он снова возвращался «в бизнес» –как говорил он рисуясь.

Начиналось всё с продажи «только своим». Так всегда происходит. Потом свои ручаются за кого-то, и ты продаёшь им. Потом эти берут твой телефон и дают его третьим. Третьи без стеснения звонят в три часа ночи. Для них – ты просто продавец радости. Продавец «говна». Ты не можешь уже отказать, потому что алчность выше инстинкта самосохранения. Вот и Заха незаметно для себя, раз за разом быстро переходил все эти черты, становясь мелким районным барыгой.

Это был лёгкий путь, но Захар не был слабым человеком. Нет, напротив, в нём был стержень потолще нашего. Он гонял на выезды за «Спартак» со своей околофутбольной бандой, участвовал в фанатских стычках, осваивал единоборства, занимался уличным футболом и даже организовал дворовую команду. Он обладал авторитетом среди пацанов, и даже старшие держались с ним на равных. Наверное, в жизни его ждал бы успех, будь он чуть поумнее и способнее поумерить свой пыл. Взрывной темперамент толкал его на безрассудства, в общении он легко срывался на крик, веселье непременно заканчивалось агрессией или унынием, и во всех его действиях чувствовался надрыв, по вине которого удача обходила Заху стороной. Уже тогда я уяснил, что везёт зачастую людям добродетельным. Захар же был корыстен и властолюбив, что выливалось в ссоры, недомолвки и отдаление с людьми, которые вроде совсем недавно его любили и уважали.