Потом, по вечной привычке анализировать каждое свое действие в тщетной попытке найти ответ на вопрос — множество разных вопросов — Томас пытался понять, почему он сделал этот шаг. Почему не присел, как все, прикрывая голову, чтобы спокойно ждать конца — а он, возможно, единственный из всех мог бы ждать действительно спокойно. Но тогда, сразу после выстрела, который разнес одну из унылых ламп дневного света, Томас буквально ощутил возбуждение, азарт, которые исходили от пацана с пистолетом. И он пошел на эти эмоции, как змея ползет на тепло, пошел медленно, но уверенно, бесшумно — детство в огромных особняках с полированными полами и гулким эхо приучило Томаса двигаться настолько тихо, насколько это возможно. Грабитель продолжал вопить и целиться в кассира, который уже выглядел совсем не так непреклонно, как раньше — а Томас продолжал идти, одновременно открывая в кармане тяжелый швейцарский мультитул — подарок миссис Коул на восемнадцатилетие. Томас всегда носил с собой мультитул. Мало ли что.
Ему удалось вслепую подцепить лезвие ножа и открыть его, поцарапав при этом кисть. За его движениями следили все посетители, присевшие вдоль рядов с яркими упаковками — но грабитель, к счастью, еще был слишком увлечен «разговором» с продавцом, чтобы заметить что-то неладное.
Томас осторожно вынул руку с ножом из кармана. Женщина, мимо которой он проходил, громко вздохнула. Именно в этот момент грабитель на секунду замолчал — и поэтому услышал. Резко обернулся. Секунду молча пялился на Томаса. А потом длинная рука с пистолетом описала широкую дугу.
Томас сделал последний шаг, чуть в сторону, подныривая под эту руку — и ударил.
Выстрел разнес вторую лампу. Женщина рядом громко взвизгнула. Парень выпустил пистолет, схватился за грудь и рухнул на пол. Из огромного кармана джинсов вылетела пачка сигарет.
Томас тяжело дышал, сжимая в руке окровавленный нож. В ушах шумело, сердце бешено колотилось.
«Так вот оно как — чувствовать что-то».
Кто-то бросился к парню, кто-то закричал: «Скорая!». Продавец подбежал к Томасу и стал судорожно трясти его чистую левую руку и что-то лопотать на китайском. Томас смотрел на него сверху вниз и тщетно пытался сосредоточиться, но мысли разбегались. Наконец он с некоторым трудом вырвал руку из цепких жестких пальцев. Слегка качнулся, тряхнул головой. Подошел к ряду с хозяйственными товарами, схватил пачку салфеток, вскрыл ее зубами и принялся вытирать руку и нож комом праздничных салфеток с надписью «Happy Birthday!». Когда с этим было покончено, он вернулся к кассе. Женщина, которая до того кричала, сидела рядом с парнем, пытаясь заткнуть рану подолом его собственной майки. Когда Томас подошел, она вздрогнула и сжалась, как будто боялась, что он накинется и на нее тоже. Но его это совершенно не беспокоило. Томас уже привык к таким взглядам — испуганным, настороженным. Все его детство все люди смотрели на него именно так. Все, кроме миссис Коул.
Томас долго глядел на парня. В том больше не было ни возбуждения, ни азарта — в нем уже не осталось почти ничего. Зато теперь это все было у Томаса. Он еще ощущал адреналин в крови, пробегающий по спине странной дрожью, подступающий к горлу плотным комом, от которого хотелось громко кричать. Томас быстро наклонился, заставив женщину в ужасе отшатнуться, и поднял с пола пачку сигарет. Подошел к кассе, попросил у продавца зажигалку. Тот выложил самую дорогую и замахал руками, когда Томас достал деньги. Они почему-то тоже оказались в крови. Томас брезгливо поморщился, спрятал купюры в карман и вышел на улицу. Вдалеке раздался вой сирен.
Томас достал одну сигарету, задумчиво покрутил в руке. Осторожно взял губами, щелкнул зажигалкой. Попробовал затянуться и сразу закашлялся. Сирены выли все ближе. Томас еще раз посмотрел на сигарету, снова поднес ко рту и решительно вдохнул едкий дым.
Из-за поворота вынырнула машина, разбивая сумерки всполохами красного и синего.
Парня не откачали.
На суде все свидетели подтвердили, что грабитель начал стрелять до того, как Томас на него напал. На вопрос, почему он решил ударить грабителя ножом, подсудимый ответил:
— Я не хотел, чтобы он в кого-нибудь выстрелил.
Его оправдали. С завода уволился сам, на следующий день после случившегося, еще до того, как там обо всем узнали. После суда собрал вещи и уехал из города.
Миссис Коул ничего не спрашивала у Томаса. На суде она давала показания о его детстве. Когда ее спросили, склонен ли он был к агрессии, она немного помолчала и наконец ответила спокойно: