Игорь Шестков
Приложение к собранию рассказов в двух томах
ПАЦИЕНТ 35
Автор сердечно благодарит спонсора этой книги, господина Гершома Киприсчи
Вместо предисловия
Дорогая буква Ю., жалко, что рассказы Вам не понравились.
Впрочем, о «понравились» разумеется не могло быть и речи. Ведь и «Русалка» и «Абсент» и «Под юбкой у фрейлины» — это собственно не «рассказы», не «произведения».
Это каскадные водяные спуски… в небытие.
Как может подобное понравиться?
Тут в пору, взявшись за руки, бежать в другую сторону… что читатели и делают.
И видят, как автор спускается… и пропадает в тумане.
Кстати, геморрой в «Русалке» — как пропеллер у Карлсона. Метафора.
Эти тексты — не литература, а гибель… путь, путь вниз… описанный не без кокетства — но не с читателем кокетничает мой герой, а со смертью… в тайной надежде ее смягчить… задобрить… обмануть… и все-таки пробиться назад, к жизни…
Понимаете, мои тексты — не самоцель, это я давно похерил…
Они только «протоколы»…
Раньше они были протоколами — восторгов, экстазов и ужасов ушедшей эпохи… а нынче — ухода из всех эпох…
Моя поэма конца.
Да, я жив еще… и все еще провожу мой жизненный эксперимент… пишу — устраиваю сеансы погружения в камере сенсорной депривации… в надежде ощутить напоследок еще раз вкус жизни… поймать грубым моим сачком энтелехию-бабочку… увидеть невидимое… да, увы, я. пусть и исковерканный советчиной, но «фаустовский» человек. В отпущенные мне последние годы все еще гоняюсь за прекрасной Еленой.
Но уже не по московским или берлинским улицам, а по улицам ирреального города-кошмара.
То, что я последние годы ищу в своих текстах-лабиринтах, не рационально, не реально. Разумное, правильное, естественное — мир Льва Толстого — мне давно надоел, даже опротивел. Мне не интересна и достоевщина — и мое… и коллективное бессознательное…
Задачей моего эксперимента не является создание крепкого. плотного, бодрого, экспрессивного текста с красочными метафорами. лихо закрученным сюжетом, соколиным поворотом и апофеозом…
НЕТ, пусть это будет гримаса капризного существования-однодневки… дуновение нездешнего ветерка…
Заканчиваю сеанс, как китайское гадание — и сам с любопытством смотрю на его результаты.
Что получилось, то и получилось… я никогда не переписываю текст, только поправляю лексику… эксперимент есть эксперимент, а не подгонка под что-то… любимое литературными критиками.
Мне достаточно, если в тексте хоть раз появился или проявился — иногда в самом незначительном, даже «провисающем» абзаце — новый оттенок смысла или чувства…
Показался на горизонте — необитаемый островок…
Фата-моргана…
«Прямого пути» к этому, непонятному, но влекущему нечто, нет.
Пробраться туда можно только по шатающемуся мостику над бездной.
Мне больше не хочется противостоять нашему главному чудовищу-минотавру — России. Черт бы ее побрал. Черт бы побрал и ее обитателей. Простите!
Я никогда не любил дачу… садоводство… а теперь сам занялся разведением экзотических растений… в метафизическом саду.
Зародившаяся в недрах московского метро клаустрофобия завладела мной безраздельно. Я часто испытываю угнетенное состояние и приступы панического страха. Испортил отношения с реальностью. И почти со всеми, кого знал…
Мои опыты — единственное, что еще меня поддерживает.
Публикую их только для того, чтобы окончательно не заблудиться в самом себе.
Иногда вылезаю на Грани — затем же. Но нет сил разбираться в деталях, а сыпящиеся на меня со всех сторон оскорбления — как шпицрутены — стало трудно терпеть. Самоутверждающиеся идиоты — хуже камней в почках.
Ну вот, получилось, что я жалуюсь… а хотел написать о своем «творчестве».
Не забывайте, и жалоба и агрессия автора, его экстазы и его страхи и ужасы — это всего лишь художественные приемы…
Обнимаю вас сердечно.
ИШ
Трещина
Наконец похолодало. Сколько же можно терпеть это пекло?
Каждый день 31–32, бывало и 36 градусов. А по ночам — духота.
Ненавижу берлинское лето. Жара тут какая-то тошная. Кажется, что не только воздух, но и само пространство раскаляется до бела в стеклянной чашке дня…
В этом медленном, но грозном, ежедневном росте температуры мне мерещится исступление природы… ярость ошалевшей планеты, леса которой горят и вырубаются, недра истощены, океаны — замусорены, воздух — загрязнен… планеты, на которой все гибнет по вине человека, живущего в массе скотской жизнью, но плодящегося с невероятной скоростью и грозящего отравить и уничтожить все живое, включая и самого себя. Превратить Землю в холодный и пыльный Марс или в пылающую уродину — Венеру.