Говори, я тебя!… — произнес воевода, которому муки слабого доставляли какое-то сладострастное наслаждение…
… это был человек… но без кожи. Кожа была с него содрана… Одни жилы синели и простирались по нем ветвями. Кровь капала с него!… На кровавом лице страшно мелькали глаза.
(«Кровавый бандурист»)
Тут особенно впечатляет это — свернул… как перчатку. И любимое слово Гоголя — тих.
Несколько лет позже Гоголю уже не было надобности сдирать с героя кожу — достаточно стало содрать шинель.
Она схватила дитя, прокусила ему горло и начала пить из него кровь. А Шепчиха… сидит и дрожит… а потом видит, что панночка к ней идет… кинулась на нее и начала глупую бабу кусать. Уже Шептун поутру вытащил оттуда свою жинку, всю искусанную и посиневшую. А на другой день и умерла глупая баба. («Вий»)
Жутко, и одновременно — гомерически смешно.
А ну, паны-браты. перевешаем всю жидобу!… В Днепр их, панове, всех потопить поганцев! Эти слова были сигналом, жидов расхватали, по руками начали швырять в волны, жалкий крик раздавался со всех сторон: но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе.
… Арендаторы-жиды были вешаны кучами, вместе с католическим духовенством.
… Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу…
Напрасно несчастные матери и молодые жены и девицы… думали спастись у алтарей: Тарас зажигал их вместе с костелом. И когда белые руки… подымались из ужасного потопа огня и дыма к небу… свирепые казаки подымали копьями с улиц плачущих младенцев и бросали их к ним в пламя…
(«Тарас Бульба», из различных редакций)
Самое жуткое тут — явно потешающие Гоголя «жидовские ноги в башмаках» (торчащие из воды) и всегда возбуждающие его белые руки над огнем и дымом.
Понятно, почему именно «Тараса Бульбу» проходили советские дети в школе. И сейчас проходят. Тут унижен, опозорен и оболган еврей. Приведены основания для будущих погромов:… уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось. и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы десять лет пожил там Янкель, то он вероятно, выветрил бы и все воеводство.
Не десять, а двести лет вместе — горестно добавляет Солженицын.
Двести лет! Все понятно. Все понятно…
Молодой Гоголь описывает дождливый Петербург: Как удирает этот любезный молодой… Крепче его, крепче дождик: пусть он бежит как мокрая крыса домой… А вот и суровая дама бежит… поднявши платье… и не ворчит, видя, как чиновная крыса в вицмундире с крестиком, запустив свои зеленые, как воротничок его, глаза наслаждается видом… выпуклостей ноги… Они большие бестии, эти чиновники… В дождь… всегда эта амфибия на улице. Его воротник, как хамелеон, меняет свой цвет… Навстречу русская борода, купец… своею половиною. Как тяжело пыхтит эта масса мяса, обернутая в капот и чепчик. Ее скорее можно причислить к моллюскам, нежели к позвоночным животным. Сильнее дождик, ради Бога, сильнее кропи его сюртук немецкого покрою и жирное мясо этой обитательницы пуховиков и подушек. Боже, какую адскую струю они оставили после себя в воздухе из капусты и луку. Кропи их, дождь, за все. за наглое бесстыдство плутовской породы, за жадность к деньгам, за бороду, полную насекомых… Какой вздор! Пх не проймет оплеуха квартального надзирателя, что же может сделать дождь.
(«Дождь был продолжительный»)
Насылает на город потоп. И наблюдает с омерзением, как ведут себя его обитатели — крысы, бестии, амфибии, хамелеоны, массы жирного мяса в чепчиках, моллюски, оставляющие после себя адские струи, плуты с бородами, полными насекомых… Искренно сожалеет о том, что этих не только вода с неба не проймет, но и оплеуха квартального.
Пащенко писал: Был у нас товарищ, Риттер. Гоголь… выкинул с ним такую шутку: Знаешь, Риттер, давно я наблюдаю за тобою и заметил, что у тебя не человечьи, а бычачьи глаза.
Подводит Риттера несколько раз к зеркалу, тот пристально всматривается, изменяется в лице. Дрожит… лег несчастный Риттер в постель, не спит. Ворочается, тяжело вздыхает… Ночью вдруг вскакивает с постели, будит лакея…