На алтаре — жабы.
А позади алтаря — корабли, корабли… океанские лайнеры.
Их списали… вот они и столпились. Чтобы на прощание хором песенку спеть. Про то, как блондинка брюнетку обманула.
«Лаборатория» — это легкий, прозрачный текст. Почти что сон наяву.
Воспоминание трансформируется в нем в видение будущего. Домашняя, доступная каждому, прикладная мистика.
Написал я рассказ ночью, ровно за час, между двумя и тремя часами, так получилось случайно. Потом только поправил немного, не хотел менять канву, сюжет… потому что для меня — и уже давно — не интересен текст, который автор мурыжит и переделывает месяцами или годами… Мне интересен результат эксперимента… плод спонтанной импровизации… что-то вроде дзен-буддистского озарения…
Потому что такой плод — свеж. Даже если текст написан на уже не раз пережеванном материале, как например этот. Все равно он — сюрприз для автора.
Сюрприз…
Что делает шпион, чтобы его не поймали? Приходит на вокзал — и садится в первый же попавшийся поезд. Выходит где-то. там, где никто не ожидает его появления. И садится на автобус. Какой-то автобус. Куда он едет, и сам не знает. Кроме того он — делает поступки, тоже спонтанные и потому трудно предсказуемые. Ищейки сбиваются со следа. Потому что в его поведении, в его путешествиях и тд — шпион не следует, как мы все, стандартным мотивациям.
Нечто подобное можно делать и при создании текста. Исключить, например, такие мотивации героя как деньги, себялюбие, суетность, глупость, похоть… или наоборот, сделать их гипертрофированными, невероятными и тд….. заставить его гадать, подкидывать монетку и метаться если не по земле, то хотя бы по метафизическим просторам, в делах и в мыслях… и творить черт знает что…
Цель пишущего должна быть — не просто удивить читателя пли самого себя (что само по себе не плохо), а пробраться, сидя на шее у лирического героя, в такие миры, в которые рационально мыслящий человек никогда не попадет. Не может попасть. Добраться до «иррациональной сути жизни», не только существующей, но действующей… и не доступной рациональному познанию… Конечно, перебарщивать тут не надо… но в этом постоянном самоограничении — и есть смысл литератур-ной работы…
Пациент тридцать пять
Слова отправляют нас в погоню за химерами
Шли мы… моя подруга Лили и я… по улице Кастаниенштрассе в Берлине. Вечером. В апреле.
В гости направлялись, к старинным друзьям, госпоже Рисе и ее сожителю, искусствоведу, написавшему когда-то статью о моей фотовыставке. Госпожа Рисе любила устраивать домашние «тематические вечера». Сегодня нас должны были осчастливить рассказом о России и «русским ужином». Замечательно!
Шли мы медленно, не хотели являться раньше назначенного времени. Молчали.
А вокруг болтали и носились как падающие звезды в августе — озабоченные какими-то важными делами молодые люди. Студенты. Наверное, искали кафе, где капучино подешевле… или девочки поразвязнее… где можно получше отвязаться, оторваться и закумарить…
Подчеркнутая их учтивость по отношению к нам, двум хромающим в их беспокойной толпе клячам, освещала высокую гранитную стену между нашими мирами даже лучше, чем это бы сделало откровенное хамство. Да-да, их путь лежал в «стекло и бетон», в университеты, банки и могущественные корпорации по обе стороны Атлантики и Тихого океана, а наша скорбная дорога уводила нас все дальше и дальше, как беззубого Лао, в безводную пустыню старости.
О существовании этой, дополнительной ко всем другим преградам, размежёвывающим наш бедный мир, стены между старыми и молодыми, я конечно знал. Но одно дело знать, совсем другое — увидеть ее воочию или ощутить ее присутствие телесно. Именно это произошло со мной, когда я, в первый и последний раз пришел в гости к моей младшей дочери, не позвонив заранее. Мне долго не открывали, из квартиры не доносилось ни звука (умный бы ушел, но я как всегда был так занят нахлынувшими непонятно откуда мыслями, что этого многозначительного молчания не понял). Потом дочь открыла мне. пропустила меня в прихожую, и заявила холодно: Папа, у меня гости!
Слова эти были как будто выпилены из гранита.
Я все еще ничего не понимал… приоткрыл дверь в ее гостиную и заглянул внутрь. Там стоял длинный накрытый стол, за которым сидели человек двенадцать гостей. Лица их были скрыты одинаковыми неприятными масками. Все они молча смотрели на меня через узкие прорези на глазах сардонически улыбающихся паяцев.