Его поведение теперь казалось даже более нормальным, чем её собственное. Парень просто боялся — видимо, ему ничего не говорили после смены врача. Он думал, что Хлою проинструктировали до того, как она с ним встретилась, и не понимал, почему новый доктор так добр к нему. Он ждал прежнего отношения, и не понимал очевидно неуместных вопросов, на которые не мог ответить честно. Декер прищурилась, вспоминая его речь — после каждой лжи парень морщился, словно она причиняла ему боль.
Наверняка Лукас подумал, что этот разговор был тестом. Решил, что его проверяют — попытается ли он бежать, или попросить помощи у нового доктора, который будет к нему хорошо относиться. Хлою даже передёрнуло от отвращения — насколько же измучен и запуган был парень, если он четырежды попытался покончить с собой?..
Она взглянула на часы. До конца рабочего дня ещё официально оставалось время, но все пациенты уже были осмотрены. Решив, что так она не нарушит приказа главврача, Хлоя вышла из кабинета, погасила свет и направилась в другое крыло — туда, где находились палаты. Она хотела ещё раз увидеть Лукаса и поговорить с ним. Желательно — без лишних ушей. Декер знала, что за ним круглосуточно наблюдают, но вполне могла потребовать, чтобы охрана отключила камеры на время их беседы. Это противоречило правилам, но, если врач был уверен в необходимости личного разговора, ему могли пойти навстречу.
Именно так Хлоя и поступила.
Она тихо вошла в палату. Честно говоря, она видела комнаты в общежитии, что были обставлены куда хуже этой палаты — похоже, богатый отец всё-таки не хотел, чтобы его сын находился в тёмной и тесной камере, похожей на тюремную. Последний издевательский подарок жестокого родителя — позолота на клетке.
Охранник прикрыл за ней дверь. Это был уже другой мужчина, не тот широкоплечий увалень, что жестоко выворачивал Лукасу руку. Невысокий, пожилой, больше похожий на ночного сторожа, нежели на охранника в психбольнице. Но он отвечал только за камеры наблюдения и ключи от палат — двое высоких молодых парней заняли свои места у закрытой за спиной Хлои двери, о чём он шёпотом сообщил ей.
— Не думаю, что это потребуется, — сказала Декер прежде, чем раздался тихий хлопок двери.
Лукас лежал на кровати, глядя в потолок. Услышав голос Хлои, он взглянул на неё — и слабо дёрнулся, будто желая сесть и снова спрятать взгляд, уткнув его в пол. Декер приблизилась к нему, и поняла, почему у него это не получилось — на руках у Денницы были ремни. Он был привязан к кровати — естественно, ведь его признали «буйным».
— Привет, — сказала Хлоя, пододвигая стул к изголовью кровати.
— Здравствуйте, доктор, — тихо пробормотал Лукас. Декер оглянулась, проверяя, горит ли огонёк камеры, висящей в углу палаты. Сигнала не было, как охранник и обещал, так что Хлоя придвинулась ближе и осторожно коснулась руки Денницы.
— Прошу, посмотри на меня, — повторила она свою утреннюю просьбу. Парень опустил веки, снова нервно сглатывая. — Никто не следит за нами. Камеры не работают, я пришла одна. Чего ты так боишься? — Декер склонилась к его уху и тихо позвала: — Лукас.
Он вздрогнул. Распахнул глаза и быстро посмотрел на неё. Не веря в то, что это и правда происходит, нервно усмехнулся.
— Вы поняли, — прошептал он, разглядывая её. Хлоя осторожно прикоснулась к его плечу, успокаивающе погладила. — Вы…
— Лукас, я знаю твою историю. Не всю, но мне было достаточно, чтобы понять, что тебя здесь держат насильно. Ты абсолютно нормальный человек. Ты… Я на твоей стороне, слышишь? Я помогу тебе отсюда выбраться, но ты должен доверять мне. Я очень хочу тебе помочь, и вместе мы обязательно придумаем, как это сделать, — Хлоя увидела, как неверие и радость на лице парня тускнеют и превращаются во что-то другое. Боль, безнадёжность?..
Он медленно покачал головой.
— Нет, — голос снова становился безжизненным. — Доктор… я думал, вас прислал кто-то из моих братьев, чтобы помочь мне. Но вы… Если вы правда просто… — он сглотнул, обрывая дрожь в голосе, — прошу, не делайте этого.
— Почему?
— Вы сломаете себе жизнь, — не отрывая от неё взгляда, сказал Лукас. Хлоя поймала себя на мысли, что он на самом деле был не таким уж и молодым парнем, как ей показался сначала — судя по медкарте, у них едва ли была большая разница в возрасте. Просто худой, забитый, Денница был похож не на взрослого человека, а скорее, на нескладного подростка. Но если накормить его, дать ему нормального отдыха, вылечить… Этот Лукас мог бы быть довольно красивым мужчиной. Особенно притягивали его тёмные глаза. Сейчас в них было только смирение и отчаяние, но Хлоя видела фотографии, на которых они светились радостью. Почему не попытаться вернуть это чувство?
— Мне так говорили много раз, — ответила она, заставляя себя улыбнуться.
— Вы не понимаете, — бессильно дёргая руками, сказал Лукас. — Все трудности, что вы пережили, не сравнятся с тем, что вас ждёт, если вы попытаетесь меня спасти. Прошу, доктор, не делайте этого. Мой отец уничтожит вас. И всех, кто вам дорог. Он запер собственного сына в психбольнице, чтобы из него сделали овощ. Я жив только потому, что, к сожалению, он не может полностью стереть из чужой памяти тот факт, что у него был сын. Я буду вечно гнить тут. Если бы было иначе, меня бы уже убили. И вы думаете, что он не убьёт вас, или ваших детей, вашего мужа? Вы для него — никто, доктор!.. — он понял, что повысил голос, и замер, прислушиваясь, будто боясь, что сейчас за это последует наказание. — И он убьёт вас, не задумываясь, если я сделаю хотя бы шаг в сторону выхода.
— Лукас…
— Нет, — он покачал головой, — прошу, доктор. Не называйте меня так. В этих стенах я должен отзываться только на свой номер. Никто не должен знать, что вы узнали меня, иначе у вас могут быть проблемы… и у меня тоже. Зовите меня по номеру, или хотя бы тем именем, что я назвал сегодня.
— Но Люк Джонсон — не твоё имя, — возразила Хлоя. — И я вижу, как тебе не нравится лгать. Ты ломаешь себя этим. Даже если ты пока не можешь отсюда выбраться, ты можешь сохранить свою личность — это твоя главная задача. Зачем мучить себя ложью?
— Моё старое имя причиняет мне боль, — глухо сказал он. Декер закусила губу, пытаясь что-нибудь придумать. — Его дал мне отец. И он… отказался от меня.
— Но любое имя означает любовь родителей к тебе, — попыталась сказать Хлоя. Лукас опять покачал головой. — Послушай, он всё же сохранил твою жизнь, он попытался…
— Хотите оправдать монстра, доктор? Он отправил меня в этот ад, запер тут навечно, лишил нормальной жизни — и не позволяет мне самому сделать то, что ему делать нельзя! — губы у него задрожали. — Что подумают люди, если сын Годфри Денницы покончит с собой в психбольнице? Что будет, если кто-то станет копать, как вы? Я здесь на привязи, как собака. У меня нет свободы воли. Есть личная ванная комната, — он дёрнул головой, указывая на маленькую серую дверцу, ведущую, видимо, как раз в ванную, — но я не хожу туда один. Даже туда, доктор! Это уже давно не похоже на жизнь, понимаете? — больше всего Хлою пугали даже не слова Лукаса, а то, как он продолжал говорить вполголоса, стараясь не изменять интонаций. В глазах у него блестели капли слёз, но он не проливал их. Он всё ещё был достаточно сильным, чтобы бороться. И Хлоя была просто обязана помочь ему. Но как?..
— Хорошо, — согласилась Декер, стараясь выиграть время и заодно — наладить отношения со своим подопечным. — Хорошо. Я понимаю. Значит, у тебя есть другое имя, которое тебе нравится? Ты ведь не можешь быть безымянным, — губы парня впервые скривились в усмешке. Хлоя ободряюще улыбнулась. — Какое оно? Скажи мне.