Как поступит Мария?
Конечно, тут же профессия скажется. Она не растеряется, разгадает их замысел и выполнит данные ей инструкции. А человека, назовем его пока «заместитель», приметит. Нет, отсюда опасность мне не угрожает. Во всяком случае, не должна угрожать.
— Послушай, Джерри, — вторгся вдруг в мои размышления чуть приглушенный уже алкоголем голос Барри Рейнолдса, — отнесись к тому, что я скажу тебе, как мужчина. Твоя жена, не дав доктору войти в квартиру, выскочила из дома, не пустив его и на порог. Когда же он заговорил о тебе, она стала зло браниться.
— Вот тебе и на… — со вздохом вырвалось у меня.
— Ты удивлен?
Я пожал плечами.
— По правде говоря, не очень. Муж в эмиграции. В квартиру вваливается американец. Для чехословацких органов безопасности это, пожалуй, уж слишком…
Барри Рейнолдс закивал своей рыжей шевелюрой.
— Вот именно. В конце концов, она все же впустила Рика, но, правда, только в кухню. Сказала ему, что тебя и знать не хочет, не то что тебя слушаться, и что ты вообще негодяй, поскольку бросил ее с двумя детьми и заставил бедствовать. Ее сняли с работы, и теперь она стала судомойкой в каком-то международном отеле. По случайному стечению обстоятельств оказалось, что именно в том, где остановился Рик. Он видел однажды, как она шла на смену. Но давай-ка я лучше расскажу тебе все по порядку. Она велела передать тебе, что разведется с тобой и детей будет воспитывать сама. Хотя с деньгами у нее туго. Когда же Рик предложил ей помощь, она…
Я слушал с поникшей головой, а Барри продолжал:
— …она отйазалась. В конце концов он все же заставил взять немного. Что-то около пятисот чехословацких крон, и она написала тебе пару строк. Вот и все…
Я глубоко вздохнул и посмотрел на Барри Рейнолдса. Потом взял конверт, который он мне протянул, и вскрыл его. Читая лежавшую в нем записку, я переводил ее вслух Барри:
«Ярослав, ты совершил худшее из того, что вообще мог совершить. Я не хочу даже слышать о тебе и надеюсь, что больше никогда тебя ае увижу. Если у тебя возникнет вдруг желание послать нам какие-нибудь подарки или деньги, лучше забудь об этом. Я требую развода. Между прочим, этот каланча-доктор, которого ты послал ко мне, в тысячу раз лучше тебя.
Бывшая твоя Мария».
Ага, значит, все мои глубокомысленные рассуждения были излишни. Рик в Праге был, и Марии удалось мастерски это описать, не вызвав подозрений. Более того, изучая это письмо, парни из ЦРУ придут к единственному выводу, к которому и должны прийти: пишет женщина, оставленная мужем в том возрасте, когда ей, да еще с двумя подрастающими детьми, трудно будет найти себе нового спутника жизни. Замечание относительно доктора Рика вполне выдержано в этом духе.
Я разорвал письмо пополам. И учинил это, исходя, так сказать, из чувства «солидарности», дабы не доставлять потом своим «коллегам» лишних хлопот со склеиванием.
— Вот видишь, Барри, — вздохнув, сказал я, — чем могут закончиться пятнадцать лет супружества.
Скомкав разорванное письмо, я бросил его в пластмассовую мусорную корзину. Затем опрокинул в себя лошадиную дозу виски. Барри сразу же снова наполнил мой стакан, и я уставил в него свой бездумно застывший взор.
— Да ты не огорчайся, Джерри! В твоем возрасте и с твоим положением найти подругу несложно, — махнув рукой, утешил меня Барри. — А то и вообще следуй моему примеру… На мою шею никому не удастся напялить супружеский хомут!
Не в том дело, Барри. Я рассчитывал, что буду жить здесь со своей семьей, и главное — с моими мальчиками. Мне хотелось, чтобы они хоть чуточку повидали свет. И вот теперь с этим покончено.
Между прочим, все эти психологические петли и уловки мне порядочно осточертели. Я был сыт ими по горло, но игра, начатая мной, имела свои правила и должна была развиваться в полном соответствии с ними.
— Понимаю! — сказал Барри Рейнолдс. — Должно быть, тебе чертовски тошно, хотя, как старый, закоренелый холостяк, я вообще-то не в состоянии представить себе, как может быть это тошно. И все же я дам тебе один старый, банальный, но добрый совет, Джерри: принимайся за работу. И все забудется.
Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. «Дружище, — говорил я себе, — похоже, они не только клюнули на твою наживку, но слопали и всю катушку вместе со спиннингом». Реакция Барри Рейнолдса была настолько искренней, настолько выражала простое человеческое участие, что вряд ли могла быть напускной.
Потом я резко встрепенулся, как это бывает с человеком, на минуту впавшим в забытье и вдруг внезапно очнувшимся.