— Слушай, Барри… Ты, кажется, говорил, будто доктор Рик дал там… то есть… — н запинался, якобы с трудом подбирая слова, — ну, вроде бы какие-то деньги Марии?
— Да, какую-то мелочь. Забудь об этом.
Я ухватился за то, что это действительно мелочь. Психологически это был для меня «мостик» от позы расстроенного супруга к деловитости коммерсанта.
— Бона пакта — бони амици, Барри! — заметил я. — Только хорошо улаженные счеты-расчеты делают нас добрыми приятелями.
— Все в порядке, Джерри. Оставь мне для Рика двести франков, и с этим покончено.
Я кивнул в знак согласия, выложил на стол банкноты, а Барри Рейнолдс черкнул расписку.
«Протащить бы еще одну идейку», пришло мне вдруг в голову.
— Барри, а нельзя устроить, чтобы я все же мог время от времени посылать моим мальчикам какую-то толику денег? ’
Это было вполне логично и гуманно: забота отца о покинутых сыновьях.
— Ну конечно же, Джерри. Рлк будет часто ездить в Чехословакию. У него там действительно установились отличные торговые связи. И он определенно сможет передавать деньги.
— Это было бы здорово! Спасибо! — воскликнул я.
Он кивнул и заявил, что пора приниматься за дела.
За неполный час он разъяснил мне детали задач, стоявших передо мной в Голландии. Затем он набросал всю систему морской транспортировки и разгрузочных баз, увязав ее с последующей доставкой лекарств фирмы «Шердко» автомобильным, железнодорожным, а в особых случаях и воздушным транспортом.
— Через три дня ты должен отсюда умотать, — решительно сказал он в заключение. — Все эти дела достаточно срочны.
К вечеру небо заволокло тучами. Они опускались все ниже и ниже. Заслонив собой гору Пилатус и альпийский массив за нею, они словно стерли их с горизонта. Я перешел через крытый мост, именуемый Каппельбрюкке, и поднялся в район Солнечного холма, где живут богачи. В садах здесь растут рододендроны и самшит. Я остановился перед небольшой старинной трехэтажной виллой, у входа в которую стоял гипсовый гном с трубкой в руке.
Было необыкновенно тихо. Лишь издали доносился приглушенный шум города.
Я завернул за угол и оказался на узкой улочке, переходившей в лесную дорогу. Тут я опять остановился и прислушался. Взглянул па часы.
До назначенного времени оставалось двадцать семь минут. Сейчас особенно важно не притащить за собой «хвост». Я стоял, вдыхая прелый запах старого леса. Я внимательно осмотрелся. Кажется, все чисто.
Я снова взглянул на часы, а затем быстро сбежал по крутым улочкам вниз. Было уже темно. Автомашина стояла точно там, где ж должна была стоять: на улице с поэтичным названием Таубенгаусштрассе, что означает Улица голубятен. Правда, вместо голубятен тут во множестве ютились небольшие мастерские.
Машина была серебристо-синим «рено-5». Я посмотрел на номер: государственный номерной знак кантона Вадт. За рулем никого не было, но стекло у сиденья водителя было слегка приспущено, Я медленно прошел мимо машины и сунул в щель сложенный вдвое листок тонкой бумаги, испещренный цифрами пятизначного кода. Затем дошел до угла улицы. Здесь, как и надлежало, постоял точно шесть минут, а когда вернулся тем же путем обратно, синий «рено» уже исчез. Я с шумом выдохнул. В нужное время и в определенном месте цифры переведут в буквы. Затем их соединят в слова, и в пражском Центре прочитают:
«Источник выезжает в зону «Моника-1»+ 2 и просит срочно сообщить условленным способом сведения о деятельности Зоркого в зоне «Либуше». Источник просит согласия на проведение операционного варианта А. Активизируйте связь в зоне «Моника» в установленный срок.
Путешественник».
Если бы даже эту бумажку с пятизначными сочетаниями цифр кто-то случайно обнаружил и пришел к выводу, — а в наше время это под силу каждому читателю шпионских детективов, — что дело тут пахнет кодом, — если бы этот кто-то подобрал, как говорится, к коду ключ, ему все равно было бы не понять того, что сразу же поймет Вашек Плихта. А именно, что майор госбезопасности Блажек Ярослав через два дня после передачи этих сведений выезжает в Голландию и просит свой Центр через заранее обусловленные тайники сообщить, чем занимался в Праге человек по имени Джеймз Бермонд Рик, и, наконец, что для освобождения Мартина Шульца из «Больницы милосердных братьев» он намерен использовать наиболее сложные, но зато самые верные варианты.
* * *
В Роттердаме лил дождь. Косой, частый и, мне казалось, какой-то сальный. Тучи словно прижимали к земле крупнейший в мире порт с его сорокакилометровым рейдом, с кафетерием на вращающейся башне, с Цадкинов-ским памятником «Гибель Роттердама», с облупленными доходными домами, со Схиедамским стекольным заводом и винокуренным заводом, производящим водку, называемую здесь «Йонге енэвер».