— Нильс ван Маас, голландец, мой коллега, археолог. По идее — и мой гид, а вот случилось так, что мне приходится доставлять его до постели в ближайший отель.
Полицейский наклонился к Бобину. «Хоть бы он не проснулся! Боже, сделай, чтобы он не проснулся!» — заклинал я про себя. Если он сейчас проснется, то уж, конечно, не вспомнит, что он Нильс ван Маас, археолог, отправившийся на дни отпуска в путешествие. А уж тогда… Я огляделся. Шоссе было пусто. Я мог бы, конечно, свалить этого полицейского. Но это было бы нападением на должностное лицо, за что дома, доберись я туда, мне не миновать бы тяжкого наказания. Да и тут могли бж» возникнуть большие сложности.
— Что с ним? — спросил полицейский.
— Извольте понюхать!
С видом многоопытного спеца тот втянул воздух, наклонившись к самому лицу Бобина, и понимающе усмехнулся.
— Можете ехать, — сказал он, — все в порядке.
Вскинув вверх ладонь, он козырнул, как козыряют французы, и пожелал мне счастливого пути.
Я включил скорость, дал газ. Секунды спустя стрелка спидометра перескочила цифру 150.
Скорость означала жизнь.
* * *
Я ждал точно в том месте, где должен был ждать.
Было 20 часов 30 минут западноевропейского времени, когда в дюнах за Остенде мне подал руку здоровенный парень с густыми светлыми бровями, в исландской куртке, саржевых штанах, заправленных в сапоги, и в матросской бескозырке. Названный им пароль был правильным и не вызывал никаких сомнений.
Вместе с ним мы вынесли Бобина из машины и положили в лодку.
— Ему очень плохо, — сказал я здоровяку по-немецки.
— Не беспокойтесь, наш доктор быстро поставит его на ноги, — успокоил меня парень и пощупал у Бобина пульс. — По-моему, ничего страшного…
Ветер срывал с дюн струйки песка, шуршал пучками редкой жесткой травы. Кругом ни души. Лишь в сотне метров от берега качался на волнах моторный катер да на горизонте виднелось большое судно.
— По моим бумагам он будет теперь значиться как Рольф Янковски. До судна нам рукой подать.
Затем парень сел в лодку, которую стало потихоньку относить от берега, и, слегка махнув мне рукой, взялся за весла. Через минуту лодка уже причалила к катеру. Я видел, как бессильного, недвижного Бобина вынесли на палубу, взяли на буксир лодку, потом слушал гул мотора, постепенно стихавший, пока совсем не слился с шумом моря. Катер то появлялся, то исчезал в волнах.
Я огляделся.
По дороге со стороны Остенде к конечной остановке трамвая, возившего летом на пляж туристов, шли два старика. Сейчас трамвай не ходил. Я сел на гребень дюны, достал бинокль и увидел, как моторный катер пришвартовался к большому судну.
Сошлись клочья подъемных кранов, катер поднялся в воздух, а затем плавно опустился на палубу — вернулся па свое постоянное место.
По-прежнему глядя в бинокль, я увидел, как на мачте взвился зеленый вымпел. Такой сигнал не значился ни в одном морском коде. Это было адресованное мне сообщение о том, что пассажир доставлен на палубу.
Я сидел и с каким-то странным безразличием смотрел, как скрывается за горизонтом судно, не испытывая облегчения от того, что Бобин наконец-то находится в полной безопасности.
Вариантом А мне запрещался совместный с Боби-ном отъезд на океанском судне. Мне отводилась роль куропатки-самочки, отвлекающей и уводящей лису пт гнезда.
Теперь норвежцу-археологу пришло время исчезнуть. Мой трюк с «ягуаром» наверняка уже раскрыт.
* * *
Было около половины десятого. Бельгийско-французскую границу я миновал без затруднений.
В эти минуты Гана Шульцова, вероятнее всего, лежала еще в медвытрезвителе, а парни из ЦРУ ломали себе головы над тем, что же случилось с ее супругом. А заодно и со мной.
Я поставил «ягуар» на ближайшей, заранее намеченной стоянке, где имелся телефон аварийной службы, и, связавшись с ней, сообщил, что к ночи должен быть в Париже, а моя машина сломалась. Мне обещали помочь и предложили для дальнейшего пути «ситроен». Прежде чем его доставили, я повозился немного в «ягуаре» с распределителем — прерывателем зажигания и, думаю, надолго лишил его способности прерывать и распределять.
А часом позже уже мчался к Парижу в новой машине.
* * *
— Здравствуй, — встретил меня в Париже Виктор. — Ну и заварил же ты кашу! Знаешь, гоняясь за тобой, они подняли на ноги всю европейскую резидентуру ЦРУ и своих агентов из службы НАТО!
Мы сидели в маленьком бистро на улице Монже неподалеку от Пантеона. Я с аппетитом уплетал теплые парижские рогалики и пил, как это принято в Париже, черный, пахнущий цикорием кофе с ромом.