— И что бы вы с ним сделали? — Нейтан возник за моим плечом. Как историку, ему была невыносима мысль о любой модернизации. Он самозабвенно почитал прошлое.
— Вообще ничего. Все и так прекрасно. — На обеих щеках Блейка появились ямочки. — Я здесь, чтобы помочь сестре устроиться в новом доме. Мы с ее мужем работаем вместе. — Он наполнил бокал Нейтана так быстро, что шампанское потекло через край, а затем долил свой. — А вы кто такой?
Вопросы в лоб, которые среднестатистический англичанин не удостаивает ответом, американцам часто сходят с рук.
— Местный учитель, — сухо ответил Нейтан, стряхивая шампанское с пальцев.
— О, моя сестра будет рада познакомиться с вами.
— Она уже это сделала.
— Значит, вы уже в курсе, что нам повезло и Оскар будет учиться в вашем замечательном заведении.
Нейтан кивнул, начиная оттаивать. Краем глаза я заметила мерцание золота. Виктория! На ней было блестящее платье в восточном стиле, купленное на марокканском базаре, и туфли на высочайшем каблуке. Она явно прочитала приглашение.
— Наконец-то! — Она наклонилась меня поцеловать, от нее восхитительно повеяло ароматом роз и пряностей. — В последнее время тебя совсем не видно.
— Я тебя тоже потеряла! — Я обняла ее. — Слава богу, ты вернулась, мне надоело смотреть на твои пустые окна.
— Приходи ко мне завтра.
— Ко мне записалась куча народу. Больше только у Роджера, я не знаю, когда…
— Скоро я снова уеду. — Она прищурилась, будто желая услышать оправдание поуважительней.
— Может, в выходные?
Она часто путешествовала. Ее фотоработы публиковали «Нэшнл Географик», «Конде Наст» и «Вог». Ее дом был полон памятных сокровищ; из каждой поездки она привозила то нигерийскую маску, то жезл для предсказаний от ботсванского колдуна, то молитвенные коврики из Пакистана. Она знала несколько языков, пережила любимого мужа и могла работать целыми сутками; в свои семьдесят лет она обладала гораздо большей энергией, чем многие мои знакомые.
— Не смеши, дорогая. Ты же знаешь, у меня не бывает выходных. Завтра в пять?
— Виктория! — Из толпы возник декан и подхватил ее под локоть; на его круглом лице блестели бисеринки пота. — Нам нужно поговорить о фотографиях для приходского журнала.
Подруга подмигнула мне: «Увидимся позже».
Теперь зал был набит битком. Похоже, Офелия пригласила и лондонских друзей. Столичный гламур сверкал то здесь, то там, как золотая нить в рулоне твида. Я заметила одного или двух своих пациентов. Прежде я беспокоилась, что наши встречи в обществе будут вызывать у них неловкость, ведь я выслушивала их страхи, видела их плачущими и обнаженными. Но мои опасения оказались напрасны: не смущаясь, они сами подходили ко мне на вечеринках или караулили на кассе в супермаркете, желая посвятить в новый набор своих жалоб.
Я повернулась к столику с напитками в тот момент, когда в дверях показался ребенок в пижаме, его рука лежала на дверной ручке, а голова была склонена к плечу. Красивый мальчик лет восьми-десяти, со светлыми кудрями, веснушчатый и босой. Он спокойно огляделся вокруг, прежде чем шагнуть в зал, и, потянувшись к блюду на столе, взял несколько маленьких канапе с икрой, запихнул их в рот и уже подносил к губам бокал с вином, когда появилась Офелия. Она с улыбкой забрала у него бокал и слегка потрепала рукой по кудрям. В следующую секунду он скрылся с глаз.
Сын Офелии. Я думала, что он гораздо младше — лет четырех, не более. Офелия выглядела слишком молодой, чтобы иметь десятилетнего сына. Вероятно, она была из тех женщин, которые стараются сохранить свою молодость, или унаследовала хорошие гены. Встретившись со мной взглядом, она перестала улыбаться и пошла прочь. Я наблюдала слишком личный момент. Взяв со стола пару бокалов, я повернулась, чтобы подойти к Лиззи. И увидела своего французского пациента.
Меня затрясло. Это было нелепо. Неудивительно, что мы встретились здесь — он говорил, что восстанавливал дом в Уилтшире, должно быть, этот самый.
Он стоял в центре небольшой группы и что-то говорил. Гости завороженно слушали его. Знакомых лиц среди них я не обнаружила. Все были слишком молоды, вряд ли я могла сталкиваться с ними по работе; молодежи доктора нужны не так часто, как старикам.
На нем был черный галстук, повязанный так небрежно, будто во время одевания был забыт на полпути. Следов слез на лице не было, а копна волос отросла еще длиннее, почти до плеч. В этой глянцевой обстановке он выглядел дико, расхаживая взад-вперед, как загнанный в клетку зверь. Я попятилась. Мне не хотелось, чтобы он заметил, что я пялюсь на него, будто девочка-подросток на главного мачо класса, но этим движением я привлекла его внимание. Он поднял взгляд, улыбнулся и направился ко мне, не оглядываясь, словно наконец нашел выход из клетки. В этот момент я уже должна была понять, должна была почувствовать предупреждение. Гости поворачивались ему вслед и замечали меня.