– Вы верите в Высшие силы, – обрушил молчание Лейман.
– Я верю, что весь наш мир – случайность, – ответил Пит.
– Тогда зачем что-то здесь менять?
– Случайность не значит бессмысленность. Мы получили эту жизнь, и вправе творить и созидать в отведённый мне и всему человечеству век.
– Считаете то, что вы делаете, искусством?
– Изменения, которые я воплощаю в жизнь – тоже созидание, доктор.
– Но вы разрушаете тем самым себя.
– Не уверен.
– Возможно, это не так заметно, но все идёт постепенно. И скоро стена рухнет.
– Пусть даже так. Я уже сделал многое для будущих поколений. Причём, это было сделано так ювелирно, что никто этого не поймёт.
– Вам не хотелось бы славы?
– Я не сумасшедший. Я прекрасно понимаю, что никто не признается, что солидарен со мной или даже благодарен. Если всё раскроется, то меня поднимут на вилы. И всем будет казаться, что я это сделал лишь для Геростратовой славы.
– Он лишь поджёг храм, – выговорил Лейман, замолчал на мгновение и добавил: – Тем более, вы сами говорите, что втайне вам будут симпатизировать. Это ведь главнее, не так ли?
– Ошибаетесь! Общественное показное порицание вытеснит из солидарных мне единомышленников всё то, что я пытаюсь в них заложить. А сейчас, проделывая подобные, – Пит прищурился, подбирая нужное слово, – вылазки, я сею разумное во всех без разбора.
– Кто же был вашей следующей жертвой? – спросил доктор, и Эвридж вмиг засиял.
– Веганы. Жалкие спекулянты на экологической тематике.
– Не верите в правильность их позиции?
– Я считаю её вредной и опасной. Выдумывая свою теорию, которая держится на подростковом сострадании, они забывают про человеческую силу и мощь. Мы такая же звёздная пыль, но отличаемся от животных тем, что можем взглянуть на небо и понять себя в этой Вселенной. Если и надо что-то поменять, то во-первых, – Пит загнул указательный палец, – понизить в этой индустрии вредные выбросы, во-вторых, не заставлять мучиться животных при забое, в-третьих, самим жрать разумно.
– Но считать себя выше их?
– Безусловно. Мы рождены, чтобы господствовать на этой планете. Хотя глупо спорить, что и наш вид когда-нибудь вымрет. Но сейчас – мы хозяева. И эти три пункта сделают нас ещё выше, чем мы есть.
– И при этом питаться животными?
– Да. Львы едят антилоп, морские свинки – траву, акулы – мелкую рыбу, а мы – всех вместе взятых. Мы, несмотря на собственную физическую неразвитость, приподняли себя над этой пищевой цепочкой, – Эвридж, прикрывшись платком, стал тяжело кашлять, через минуту он продолжил: – и, думаю, вы со мной согласитесь, что истеричные выходки веганов в виде пикетов, шествий и всяких акций вызывают гнев миллионов.
– Я только посмеиваюсь над этим.
– Вы – сильный человек, док. Меня трясёт, если по ящику вижу, как очередной желторотый сопляк приковывает себя наручниками к дверям зоопарка или бургерной.
– Кто же был следующей жертвой?
– Сакральной жертвой. Это важно, – поправил Пит, – Глен Холден – эко-активист, зоозащитник и прочая хрень. В его двадцать два года о нём успела написать «Таймс». Щуплый мальчишка с зелёными волосами, затуманенным взглядом и писклявым голоском, которым он выкрикивал свои имбецильные лозунги.
Внезапно Эвридж замолчал, словно его ввели в гипноз. Он стал погружаться в тот день. Доктор боялся шевельнуться. Пит прикрыл веки, закусил губу. Лоб сжался, выпячивая глубокие морщины. Его дыхание стало прерывистым и неглубоким.
– По отработанной схеме я выловил его и под покровом ночи отправился в парк. Для ритуального убийства мне понадобилось несколько дней. Я заранее построил специальный зеркальный саркофаг полтора метра от земли в высоту. Крышки на нём не было. Первостепенным было, чтобы люди в парке не различили, что в поле что-то прячется. Конструкцию установил в центре широкой поляны, и надо было сильно постараться, чтобы дойти до неё. Саркофаг надёжно отражал окружающую его зелень. Внутри стояли подпорки. Нечто вроде козла для распила дров, но со специальными вырезами. Туда лицом к небесам я положил Глена Холдена. Понимая, что он рано или поздно проснётся, в рот ему запихнул увесистый кляп. Под ним я посадил побеги молодого бамбука.
– Господи, – не выдержал Лейман, прекрасно зная этот древний вид казни в Китае.
– Ростки бамбука я аккуратно заточил, – невозмутимо продолжал пациент, – оставалось только ждать, – он победоносно развёл руками, – на вторые сутки бамбук коснулся плоти Глена, который к этому времени уже проснулся. Он сильно страдал. Палящее солнце выжигало сетчатку глаз, рот немел от одинакового положения, по росткам потекли первые струйки крови.