- Припять! - крикнул в салон пилот. - Дым идет из четвертого блока.
Все припали к окнам. До станции было, наверное, километров пять. Отчетливо были видны пожарные машины вокруг, а по дороге, идущей к городу, один за другим шли грузовики, бронетранспортеры - движение было такое, как на самой оживленной городской улице.
Вертолет стал снижаться прямо в поле. Там, на земле, уже стояло несколько вертолетов, вокруг них копошились люди.
Когда высадились из вертолета, Женя увидел, что в карьере работают офицеры. Как оказалось потом, это были пилоты. Прилетали от станции, выскакивали из вертолетов, нагружали песком мешки, укладывали их в вертолеты и летели снова. Не хватало людей.
Солдатам обрадовались:
- Пополнение прибыло!
Темп работы был адский. И раздеваться было нельзя, и жара стояла нестерпимая. Они насыпали песком мешки, укладывали их в парашюты, и когда вертолет возвращался, его уже ждал новый груз.
Невесть откуда взявшиеся грузовики стали доставлять свинец в слитках и доломит. Все это складывали в купола парашютов. От шума двигателей, усталости шумело в голове, пыль драла горло, а перед глазами был песок, песок, песок.,.
- Давай, ребята, давай, - уговаривал незнакомый полковник. - Скоро придет пополнение, вызвали запасников. Мы уже сбросили почти пятьдесят тонн, а надо больше, гораздо больше, ребята…
Через респиратор дышать было совсем туго, потело лицо, и некоторые не выдерживали, срывали маски с лица. Все равно накопители-карандаши были только у офицеров, и сколько ты получишь рентген - никто не знал, да и не задумывался над этим.
Катастрофически не хватало и парашютов. Самыми прочными оказались тормозные от самолетов, но вскоре они кончились, и тогда в ход пошли всякие, спортивные тоже. Некоторые купола не выдерживали груза и рвались, едва вертолет зависал над землей.
Работали и ночью. Отдыхали тут же. Валились в траву и засыпали. Капустин ходил над спящими, тормошил за плечо, но бесполезно. Тогда сам надевал спящим респираторы. Лейтенант тоже был грязен, то* же грузил лопатой землю. Здесь не было «дедов» и салаг - перед угрозой, которая надвигалась на все живое, все это казалось никчемной возней. Какое «дедовство», какие неуставные отношения? Все - чушь собачья!
- Вставайте, ребята, - тормошил за плечо Капустин. - Вставайте, работать надо.
А им снился Везувий, и они во сне бежали из города, давя друг друга…
18
Какой сегодня день? Число какое? Сколько дней они роют эту землю? День, два, три? И сколько же дней он женат?
Вопросы всплывали в голове медленно. На каждую лопату песка по одному вопросу. Лопата отшлифовалась, блестит, как топор гильотины, мягко вонзается в сырой песок, но как он тяжел! Нет сил, нет воли. А может быть, это так действует радиация, расслабляет, и спать хочется, и руки будто ватными становятся, а в голове стоит надоедливый звон, точно прислонился ухом к колоколу. И дышать через респиратор трудно, все время кажется, что потеет подбородок, чешется, но не почесать его. На сколько времени еще хватит человеческих сил?
С очередным вертолетом, вернувшимся с заправки, прилетело пополнение. В толпе прибывших Миляев увидел знакомые лица. Окликнул работающих рядом Игоря Лихолета и Гиви Кабаидзе.
- Ребята, смотрите, наши прибыли.
А Лукьянчук и Сорока тоже заметили своих, подбежали, как к братьям.
- Здорово, мужики! Живы?
- Живы, генацвале, - ответил за всех Гиви.
Они даже обнялись, настолько приятно было здесь увидеть знакомые лица.
- А мы смотрим, погоны-то голубые, значит, наверное, наши. Скажи, Петро? - Мишка Сорока похлопывал по плечам солдат. - Я даже в этих масках вас узнал!
- Что нового в Петривцах? - спросил Женя.
- Баб беременных увезли сегодня. Сам видел, как бегали по селу да собирали.
- Куда? - спросил Женя, будто и Оксана была беременной, и ему непременно надо знать, куда их вывезли.
Мишка пожал плечами:
- Этого я не знаю.
Женя шел к палаткам и вдруг подумал: а что, если Оксана тоже беременная? Мысль эта будто хлыстом ударила. Что тогда будет? Плод любви? Зараженный плод любви…
Засыпая, он вспомнил фильм «Москва, любовь моя», японскую актрису Комаки Курихару с печальными раскосыми глазами. А потом что-то вспыхнуло, растеклось малиновым свечением по небосводу, и вот показалась поляна в лесу, цветы в траве, много-много цветов, а по поляне навстречу ему бегут двое - женщина и ребенок, и он узнает - эго Оксана. Ее брови мягко изогнуты, и рот приоткрыт, только прозрачная она какая-то, платья на ней нет, и сквозь нее виден лес. Потом он понял, что это - дивный пекинский парк Ихэюань, и он сам убегает от ласковых объятий цветущей японской сакуры. И даже не сакура это, а мейхуа - дикая китайская слива…