И идея заключается не в отмене агрессии как таковой, что, естественно, невозможно; а в перенаправлении ее в мирное русло. Как довольно безобидный профессиональный спорт в качестве зрелища для масс заменил жестокие гладиаторские бои, а драки подростков во дворе перекочевали в виртуальное пространство многопользовательских онлайн игр.
Мы все ощущаем это буйное клокотание внутри, когда нам что-то не нравится. И без минимального уровня агрессии ты не сможешь не то что доказать свою точку зрения (которую считаешь не только верной, но и важной для распространения), а даже просто ее высказать: забьют, заговорят, заткнут рот. Чтобы протолкаться к трибуне, нужно иметь крепкие плечи и твердые локти, иначе так и умрешь со своей истиной в одиночестве, никем не услышанный и не понятый.
Но, в любом случае, насилие не метод. Не для того человечество тысячи лет развивалось, современная западная цивилизация становилась всё более гуманной, чтобы разом это перечеркивать простой неспособностью контролировать то, что происходит у тебя внутри.
Как с холодной улыбочкой любил говаривать Джигурда: «Спокойствие, только спокойствие!»
Глава седьмая,
в которой пацифистов загоняют под лавку, а серьезные воинственные мужики показывают себя настоящими мачо и получают славу и женщин, но, к безмерной радости каждого уравновешенного разумного человека, ненадолго
«Интеллигенты не могут бороться против дикарской нетерпимости, потому что пред лицом чистой животности без мыслей мысль оказывается безоружной. Однако, когда они начинают бороться против нетерпимости теоретической, бывает уже слишком поздно, потому что, если нетерпимость оформилась в доктрину, значит, бороться с ней опоздали, а те, кто должен был бы бороться, становятся самыми первыми жертвами»
Умберто Эко
Но очень трудно удержать внутри агрессию, когда сталкиваешься с самой насущной бедой каждого мирного, бесконфликтного интеллигента при соприкосновении с современной отечественной действительностью. Это проблема самоидентификации в привычной социальной среде, состоящей отнюдь не из добрых, отзывчивых интеллектуалов. Скорее, наоборот…
Говоря проще и любимыми в быдло-среде пословицами: «кто в армии не служил – тот не мужик». То есть признаться в собственном пацифизме сродни выходу из чулана (coming out of closet), выражаясь американским сленгом (ну, в гомосексуальности признаться, если кто не понял). Так как в родной, милой сердцу дикой варварской стране, склоняющейся не к западной цивилизации, а к принципам и идеалам восточной деспотии, любовь к войне и насилию – признак маскулинности и заявка в альфа-самцы. А пацифизм, гуманизм, буддизм и толстовство очень понижают шансы быть воспринятым объектом противоположного пола в качестве полноценной особи для продолжения рода. В общем, требуется изрядное мужество не только отстаивать свои убеждения, но даже заявить об их наличии.
Но и здесь есть одно существенное возражение: если ты встал поперек толпы, если ты не боишься высказывать свои убеждения и получать за них по морде, если имеешь смелость серьезно рисковать своим личным будущим во имя всеобщего и светлого, ты не просто крутой мужик, ты – герой. А пусечки, которые растворяются в толпе большинства (ведь быдло и нападает всегда как минимум втроем, а поодиночке они пугаются и разбегаются) и только оттуда способны выкрикивать хором: «Мы – патриоты, мы – 86%, мы проголосуем за действующую власть и поддержим все ее войны, только нас не трогайте!», и сразу же прятаться за любого бугая с более широкой спиной – именно они трусливые терпилы и не достойны быть объектами для продолжения человеческого рода.
Глава восьмая,
в которой примитивная психология толпы влияет (негативно, естественно) на понимание происходящих вокруг социальных и политических процессов, а паника становится вишенкой на тортике махрового конформизма и заскорузлой нерешительности
«Внутри организационных рамок движения, пока оно держит всех вместе, его фанатичные члены не прошибаемы ни опытом, ни аргументацией. Отождествление с движением и тотальный конформизм, видимо, разрушают саму способность к восприятию опыта, даже если он такой крайний, как пытка или страх смерти»
Ханна Арендт
Здесь вырисовывается один забавный парадокс. Быть патриотом в воинственной среде, быть солдатом в большой армии, значит: быть как все, а это не так страшно. Хотя солдат гонят на бойню, и очень мало шансов спастись, люди всё равно идут, даже не желая участвовать в этом безумии, так как отказаться – это верная смерть от трибунала, а в окопах еще можно какое-то время проковыряться. Этим дефектом человеческой психики (не только человеческой, так ведут себя, например, и рыбы, которые сбиваются в плотную кучу, даже не пытаясь уплыть, когда их жрет хищник) пользуются расстрельные команды, где два человека и пулемет оказываются сильнее тысячи приговоренных. Можно было бы вместе накинуться на конвоиров и отобрать оружие, используя подавляющее численное большинство, но не пускает страх: первых обязательно зацепит. И осознание, что тебя ведут на гарантированный расстрел, оказывается слабее идиотской надежды на помилование и астрономически маловероятной возможности случайно уцелеть в куче мертвых изувеченных тел.