— Кому же она передала?
— В одну из тех контор. Домашний номер он так ей и не дал. Это я тебе уже объясняла.
— Нет, Люси, ни разу не говорила.
— Ужасно, правда? Но это так, домашний телефон он никогда ей не давал, вроде как по рассеянности, поди его пойми.
— Я думала, он так беден, что живет без телефона.
— С телефоном, Нидия.
— Значит, держал дистанцию с самого начала. Нахал.
— В общем, после острова она его голоса не слышала. Но когда два дня назад у нее снова сломался телефон, не выдержала, позвонила и оставила этот номер, на случай, если он вдруг вздумает позвонить.
— И еще сказала, что срочно.
— Ну да.
— Значит, это он звонил вчера вечером, когда я не подошла. Нарочно не подошла.
— Откуда ты знаешь? Могли звонить из Швейцарии, даже лучше, что не подошла, сын потратился бы впустую. Хорошо, что не ответила.
— Когда Кука сказал, что вернется?
— Да уже должен был вернуться. Не нравится мне это.
— Не думаю, что его уговорят там остаться.
— Я ничего ему не сказала, что не хочу переезжать в Люцерн, но он догадался.
— Вот ужас, если он тебя внезапно вызовет, и мне придется уезжать из Рио тоже.
— Нет, должен сюда вернуться. Не пугай меня. Может, это он звонил вчера вечером.
— Нет, наверняка этот ее Феррейра.
— Говори честно, сняла трубку?
— Да, Люси. Сняла. Это был бразилец. Только я не очень поняла, что он говорил, и трубку повесила. Так получилось, клянусь, не знаю почему.
— Нидия…
— Занервничала и повесила трубку. Может, фамилию ее назвал, не знаю. Странные были имена.
— Ее зовут Сильвия Бернабеу.
— Плохо я поступила, правда?
— Если она узнает — убьет тебя.
— На меня что-то нашло, Люси, не знаю, зачем я так сделала.
— Хоть бы она никогда не узнала.
— …Люси! С улицы звонят!
— Так рано? Посмотри, кто там, Нидия, а то я никакая.
— Я не понимаю, что говорят в домофон.
— Сходи, пожалуйста. Вряд ли это он.
— Вот незадача, трезвонить в такой час…
— Люси, ничего особенного.
— Ты спятила, я тебе говорила — никогда не открывай дверь незнакомым людям.
— Я открыла, это был мальчик из соседнего дома. Смотри, что он тебе принес.
— Очки!
— Ничего не упустит, такой внимательный. Ты забыла у нее на ночном столике.
— А чего ты так долго? Он рассказал что-то новое?
— Нет, о соседке ничего. Сказал, что убрал ванную, как ты просила.
— За все время только это и сказал?
— Нет, просто я спросила, не пройдется ли он со мной несколько кварталов. Сейчас. Но он не мог, надо идти спать в одно место, туда после семи не пускают. Вечером сегодня все объяснит. И в принципе согласен прогуляться. Но сейчас должен бежать неизвестно почему.
— Нидия, я сейчас не могу с тобой пойти, правда.
— Неважно, Люси, мне уже легче.
— Я слышала, ты открывала дверцу буфета. Нехорошо, если взяла конфету, тебе нельзя шоколад, если проголодалась, есть фрукты, еще я приготовила тебе сок маракуйи. Можешь попить.
— Нет, я просто вспомнила, там, в буфете, лежат безе недельной давности, и никто к ним не притрагивается. Я дала одно мальчику.
— Правильно сделала, Нидия. Если он придет после обеда, скажи, пусть все забирает. Чистый сахар и взбитый яичный белок, это не вредно, а ты их не ешь.
— Они слегка приторные.
— Зато тебе не вредно, и аппетит перебивают.
— К сожалению, я люблю все вредное. Шоколад, вино, ликеры, яичницу.
— Ой, Нидия, что-то под ложечкой засосало.
— Принести винограду?
— Нет, раз уж так, принеси мне безешку.
Глава восьмая
Люцерн, 8 октября 1987 г.
Дорогая Нидия!
Вот сижу у черта на куличках и пишу тебе. Кто бы мог подумать, еще неделю назад. Полет прошел нормально, к счастью, я настояла на экономическом классе, в хвосте было пусто, любезная стюардесса “Варига” предложила мне занять все пять свободных мест в ряду, и я легла, едва убрали поднос после ужина. Девушка совсем не нервная, и очень воспитанная, как там принято. А здесь, Нидия, люди такие напряженные, даже страшно, чего они такие недобрые, если у них все есть? Особенно женщины. Этой бразильской стюардессе наверняка, как вернется домой, придется все делать по дому, готовить, растить детей, и она все равно сохраняет доброе расположение духа, и наверняка у нее ни сентаво в банке. Видишь, о чем я заговорила, а надо бы о важном.
В общем, здесь все прояснилось, как ты и предполагала, Кука хочет согласиться на переезд в Люцерн. Это важный шаг в его карьере, но он как-то не мог принять решение, не узнав прежде моего мнения. Бедняжка, я родила его на свет и знаю его лучше, чем он думает. Для меня он прозрачнее стекла. По-моему, бедняга лелеял надежду, что я при виде Люцерна передумаю, такой он красивый, такой аккуратненький.