— Ах, вот как! Значит, если вы посадите внутрь этого сосуда голубя или воробья, то он, взлетев, не будет давить на дно сосуда.
— И если оболочка будет достаточно легка, то, привязав голубя за ножки к дну сосуда, можно будет заставить его поднять эту оболочку… Опыт, который с птицами, вообще говоря, невозможен по причине их «сердечной' слабости»…
— И тогда вы взяли и сделали механическую птицу, поместили ее в замкнутый цилиндр — и этот цилиндр взлетел?..
— И вышел в космос, Платон Григорьевич…
— Это сделали ваши друзья?
— Да, с того дня, когда мы все встретились, и закипела работа. Ведь все основные детали были очень недорогими, нужны были только хорошие станки и хорошие руки. Особенного нам ничего не требовалось. Сорок четыре детали — вот и все, да горсть болтов, да пластмассовая оболочка… Но были и неудачи… Я, Платон Григорьевич, даже не запомнил точной даты, когда наша модель впервые оторвалась от крышки стола'и застыла над ним, вся трепеща, будто живая. Было это числа двадцатого сентября… Семь лет назад… Со мной были Леонид и Ушаков. Мы ужасно переволновались в тот день. Все не ладилось и не ладилось, а тут вдруг пошло дело на лад. Отправили телеграммы Борису, Инке, Григорию. Борис сразу же ответил: «Модель должна быть радиоуправляемой и автономной. Высылаю схему». Портативные батарейки прислал Григорий. А когда все было сделано и модель, повинуясь нажатию клавиши, могла подниматься и опускаться по нашему желанию, Ушаков и говорит мне: «Езжай в Москву и позвони-ка тем товарищам, что так хорошо над тобой посмеялись».
Я поехал в Москву и из Димкиной квартиры набрал заветный номерок.
«Помните, — говорю, — Мельникова? Донимал вас пару лет назад проектом летательного аппарата. Так вот, не желаете ли взглянуть?..»
— Вы испытывали нечто вроде злорадства? — спросил Платон Григорьевич.
— Совсем нет, — ответил Мельников. — Просто этот товарищ мне сказал как-то, что, по его мнению, прошла пора, когда великие открытия делались на чердаках. А я ему еще ответил, что открытия будут всегда производиться на вот этих чердаках, — Мельников постучал себя по лбу. — Конечно, мне было приятно…
— И он приехал, товарищ этот?
— Нет, прислал своего адъютанта. Мы как раз сидели за столом с Ушаковым и мечтали, когда его адъютант вошел в комнату.
«Мне поручили забрать модель», — говорит. «Этого вам никто не мог поручать, вы не так поняли, — сказал Ушаков. Он был в форме полковника и вообще при „полном параде“. — А вот не угодно ли взглянуть?»
Модель стояла на столе, и сверху была накинута скатерть. Медленно поднимается модель над столом, адъютант успел даже пару раз пожать плечами, а потом видит: появился просвет между скатертью и столом. Провел рукой — ничего нет.
«Доложу начальству, — говорит. — Только дрожит она у вас сильно…»
«Доложите и об этом», — отвечает Ушаков. С этого дня и пошло. Закрутилась карусель. Через год наша первая модель на миниатюрном реакторе вышла в космос.
— Но вы сказали, что модель ваша дрожала в воздухе, а вот когда я летал, то никакой вибрации не было.
— Это для нас и есть главный вопрос. Я понимал, что если увеличить число движителей, то вибрация будет все меньше и меньше… Стал вопрос о числе движителей и о сдвиге фаз между ними. И тут Димка приезжает ко мне сам не свой.
«Шесть! — кричит с порога. — Шесть движителей со сдвигом фаз в шестьдесят градусов между ними».
«Почему, — спрашиваю, — шесть?»
«Ты что, не помнишь?! — Я его таким никогда не видел, он ведь всегда спокойный и всегда колючий. — Ты не помнишь? А наш вампум. Шесть крыльев в замкнутом пространстве! Среднее звено цепи…»
Только он это мне сказал, как я вдруг все, все вспомнил. «Так вот что бродило в моей голове всю мою жизнь…» И если бы я уже не имел некоторого опыта в обращении с «сумасшедшими идеями», то второй раз мне пришлось бы плохо.
— Вы сказали что-то о цепи? — спросил настороженно Платон Григорьевич. — И перед этим вы также говорили про какую-то цепь… Это тоже какаято научная загадка?
— Да, загадка…
— И вы ее решили, конечно?
— Нет! — громко сказал Мельников и поднялся. — Нет, не решил, и если найдется человек, который избавит меня и моих друзей от этой загадки, то в ножки поклонюсь, Платон Григорьевич.
— Вы обязательно должны мне рассказать об этой цепи и обо всем, что с нею связано…
— Обязательно, Платон Григорьевич. Но рассказать о цепи — это рассказать вам о всей своей жизни. Обо всем без остатка…
ЗАГАДОЧНЫЙ ДИСК ПОЯВЛЯЕТСЯ И ИСЧЕЗАЕТ