Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз-другой.
— Дружба дружбой, а служба службой, — сказал Василий Тимофеевич. — Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай-ка мне инструкцию и получай билет на самолет.
— Когда вылет? А, вижу, в половине первого…
— Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.
ПАДАЕТ ВВЕРХ…
— У вас служебный рейс, — сказала девушка-регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. — Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.
Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка-регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.
— Вы тоже служебным летите? — спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.
— Да, служебным, — коротко ответил Платон Григорьевич.
— А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.
— У моря были? — спросил Платон Григорьевич. На скамейке засмеялись.
— В первый раз товарищ к нам, — сказал кто-то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.
— Ну почему же, я по загару сужу, — сказал он. — Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.
— Загар-то уже сошел, — сказал сидящий рядом летчик. — У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.
— Лучше, чем в Сочи, — добавил кто-то.
— А купанья какие! — не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.
— В море Лаптевых… — усмехнулся тот, что сидел с краю.
Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:
— Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.
— Что, разоблачили вас, товарищ военврач? — спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.
— Нас ждут, — сказал он, возвращаясь.
И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:
— Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, — далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, — отменяются…
Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:
— На нас не распространяется… Матч состоится при любой погоде…
Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.
— Не споткнитесь! — предупредил рослый пилот. — Там посередине рельсы.
Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.
— Добрый вечер, граждане пассажиры! — громко сказал он. — Позвольте провести перекличку.
— Не позволим, — сказал кто-то. — Это дело стюардессы.
— Чего нет, того нет, — нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих «пассажиров».
— Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, — обратился к остальным рослый пилот. — Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.
— У меня античное лицо, — строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.
— Античное? — переспросил кто-тo. — Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.
Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.
— А вы, товарищ военврач? — обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда-то отборочную комиссию. — Давайте я помогу вам.
— Нет, нет, я сам, — Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.
— Так дело не пойдет, — сказал ему сосед. — А ну-ка, дайте мне. — Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. — Шуток нет меж нами, — строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.
— Внимание! — донесся голос командира корабля. — Приготовились! Рельсы свободны?
Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:
— Свободны.
И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от.хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.
— Подъем! — сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.
— Пошел… — тихо сказал сосед Платона Григорьевича.
— Воздух… — подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. — Хорошо…
Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой-то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. «Профессия и связанные с нею внешние признаки — чем не тема для психолога, — подумал он. — Но тут что-то другое, что-то другое».
— Закрыть окна, — последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.
— Возьмите его на себя, — сказал летчик. — Вот так.
Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.
— Вы не скажете, зачем это? — осведомился Платон Григорьевич.
— Сейчас увидите, — ответил пилот, не отрывая глаз от окна.
И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.
— Вот оно, солнце! — воскликнул сосед Платона Григорьевича. — Смотрите!
Платон Григорьевич поднял голову и увидел гдето сбоку и внизу ослепительный синий диск солнца.
Платон Григорьевич отвернул рукав и взглянул на часы: было начало третьего.
— Откуда же солнце? — спросил он. — Светает ведь сейчас уже поздно, только в седьмом часу…
— На вершине гор — день, а в ущелье солнце может и не заглянуть.
— Понимаю, понимаю. Дело в высоте? Но на какую же высоту мы поднялись?
— Вон, над дверью высотомер, — сказал пилот. Над дверью, ведущей в командирский отсек, светилось окошко какого-то прибора, поток цифр бежал мимо черной стрелки указателя. Мелькнула большая шестерка, за ней цифры поменьше.
— Неужели шестьдесят километров? — спросил Платон Григорьевич.