Выбрать главу

Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз-другой.

— Дружба дружбой, а служба службой, — сказал Василий Тимофеевич. — Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай-ка мне инструкцию и получай билет на самолет.

— Когда вылет? А, вижу, в половине первого…

— Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.

ПАДАЕТ ВВЕРХ…

— У вас служебный рейс, — сказала девушка-регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. — Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.

Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка-регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.

— Вы тоже служебным летите? — спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.

— Да, служебным, — коротко ответил Платон Григорьевич.

— А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.

— У моря были? — спросил Платон Григорьевич. На скамейке засмеялись.

— В первый раз товарищ к нам, — сказал кто-то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.

— Ну почему же, я по загару сужу, — сказал он. — Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.

— Загар-то уже сошел, — сказал сидящий рядом летчик. — У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.

— Лучше, чем в Сочи, — добавил кто-то.

— А купанья какие! — не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.

— В море Лаптевых… — усмехнулся тот, что сидел с краю.

Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:

— Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.

— Что, разоблачили вас, товарищ военврач? — спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.

— Нас ждут, — сказал он, возвращаясь.

И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:

— Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, — далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, — отменяются…

Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:

— На нас не распространяется… Матч состоится при любой погоде…

Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.

— Не споткнитесь! — предупредил рослый пилот. — Там посередине рельсы.

Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.

— Добрый вечер, граждане пассажиры! — громко сказал он. — Позвольте провести перекличку.

— Не позволим, — сказал кто-то. — Это дело стюардессы.

— Чего нет, того нет, — нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих «пассажиров».

— Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, — обратился к остальным рослый пилот. — Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.

— У меня античное лицо, — строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.

— Античное? — переспросил кто-тo. — Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.

Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.

— А вы, товарищ военврач? — обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда-то отборочную комиссию. — Давайте я помогу вам.

— Нет, нет, я сам, — Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.

— Так дело не пойдет, — сказал ему сосед. — А ну-ка, дайте мне. — Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. — Шуток нет меж нами, — строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.

— Внимание! — донесся голос командира корабля. — Приготовились! Рельсы свободны?

Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:

— Свободны.

И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от.хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.

— Подъем! — сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.

— Пошел… — тихо сказал сосед Платона Григорьевича.

— Воздух… — подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. — Хорошо…

Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой-то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. «Профессия и связанные с нею внешние признаки — чем не тема для психолога, — подумал он. — Но тут что-то другое, что-то другое».

— Закрыть окна, — последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.

— Возьмите его на себя, — сказал летчик. — Вот так.

Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.

— Вы не скажете, зачем это? — осведомился Платон Григорьевич.

— Сейчас увидите, — ответил пилот, не отрывая глаз от окна.

И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.

— Вот оно, солнце! — воскликнул сосед Платона Григорьевича. — Смотрите!

Платон Григорьевич поднял голову и увидел гдето сбоку и внизу ослепительный синий диск солнца.

Платон Григорьевич отвернул рукав и взглянул на часы: было начало третьего.

— Откуда же солнце? — спросил он. — Светает ведь сейчас уже поздно, только в седьмом часу…

— На вершине гор — день, а в ущелье солнце может и не заглянуть.

— Понимаю, понимаю. Дело в высоте? Но на какую же высоту мы поднялись?

— Вон, над дверью высотомер, — сказал пилот. Над дверью, ведущей в командирский отсек, светилось окошко какого-то прибора, поток цифр бежал мимо черной стрелки указателя. Мелькнула большая шестерка, за ней цифры поменьше.

— Неужели шестьдесят километров? — спросил Платон Григорьевич.