— Когда? — спрашиваю обреченно.
— Я еще не решил, — его ухмылка становится еще более издевательской.
— Ты чудовище, — шепчу обескураженно и даже головой покачиваю.
— А ты — красавица. Но я же не жалуюсь. Так, все. Я злой и страшный серый волк, а ты кроткая овечка.
— Держи карман шире, — бурчу себе под нос и готовлюсь надрать Даниилу задницу.
Калитку нам открывает Зотов.
— Какие дела? — справляется Туманов.
— По-моему, он готовится подыхать, — недовольно отвечает Дима. — Причем, по какому конкретно поводу не совсем понятно. Всадил бутылку пива, пожрал фастфуда, в себя точно пришел, но лежит покойничком и на все вопросы деликатно, но настойчиво, предлагает отъебаться и съебать. Скотобаза, так вмазать ему хочется, кулаки зудят.
— Ты лучшая нянька в мире, — подкалываю его.
— Между прочим, это выматывает, — кривляется и открывает входную дверь, театрально кланяясь в пол. — Его Высочество в своей опочивальне.
— Может, сразу я? — советуюсь с Родионом.
— Так будет продуктивнее, — соглашается, держа в руках прихваченные из машины ноутбук и очки, а я понимаю, что на это расчет и был. Скупо улыбаюсь и иду к лестнице. — Включи диктофон, — говорит уже мне в спину.
Телефон зарядила по пути, так что бросаю, не оборачиваясь:
— Хорошо, — и сразу же достаю его из заднего кармана шорт.
Отыгрывает Даниил качественно. Прохожу в комнату, белоснежная тюль эффектно надувается парусом от сквозняка, на кровати картина маслом — лежит в одних спортивных брюках, спущенных ниже некуда, глаза закрыты, руки сложены на груди. Бледен, изнеможен, почти что при смерти.
Шваркаю дверью и с улыбкой отмечаю, как он морщится, прикладывая ладонь ко лбу.
— Да как ты запарил, — цедит сквозь зубы, — сказал, отъебись. Че не ясно?!
— И не узнать, какую судьбу ты мне уготовил? — хмыкаю, подходя ближе.
— Сашка! — подрывается и садится, распахивая глаза. Сглатывает, дергая кадыком, снова морщится, но справляется: руки ко мне тянет. — Солнце мое, приехала. Иди сюда.
— Да тут я, тут, — вздыхаю, садясь на противоположный край кровати, задрав одну ногу.
— Саш, блять, — сводит брови к переносице, опуская руки. — Не трави.
— Уйти?
— Нет, — отвечает недовольно и двигается сам, хватая за руку. Тянет на себя, я — подаюсь назад. — Хватит, а? Я понял, я мудак. Надо было рассказать, когда все серьезно стало. Но…
— Что «но», Дань? — хмыкаю разочарованно. — Не знал, как сообщить любовнице, что она любовница? И что так и будет до скончания времен?
— Не будет, — настаивает на своем. — Я прекрасно помню все, что говорил вчера. И слово сдержу.
— А оно мне надо, думаешь?
— Надо. И в обратном не убедишь, можешь пытаться сколько угодно.
— А оно мне надо? — снова хмыкаю.
— Давай без этого, а? — пытается укорить. — Можешь сколько угодно трахаться с моими друзьями, заслужил, но как только я получу развод, сама же об этом пожалеешь.
— Ага, — брякаю со смешком. — Ну, рискни. Только знаешь, что бы там твоя жена не орала, шалавой я не была никогда. И трахаться из желания насолить другому не буду, — говорю, забыв про диктофон. Морщусь и мямлю: — Неважно.
— Не чтобы насолить, а чтобы дать хорошего пинка, — поправляет Даниил. Точнее, выворачивает в свою пользу. — И у тебя отлично получилось. Клянусь, Саш, я все понял.
«Мы год встречались, жили считай вместе, а ты так плохо меня знаешь», — думаю с тоской.
— А ты хотел, чтобы я к тебе на коленях приползла, да? — слегка задираю подбородок, а Даня отводит взгляд. — Ну же, я хочу послушать, как ты планировал отправить меня на самое дно. Марина твоя тоже в деле? — тыкаю пальцем в небо, а по его лицу понимаю, что попала в точку. — Ну ты и сволочь, Данечка, — выдавливаю с обидой, сдержать которую невозможно.
В глазах слезы, моргаю, они по щекам катятся. Не хочу перед ним плакать, не хочу слабость свою показывать, но контролировать эмоции не в состоянии. Слишком много чувств приходится держать внутри, выплесну хотя бы часть. Видеть его не хочется, рядом находиться, но мне нужно знать, чтобы выжить. И скоро он поймет, что мое присутствие в этой комнате, как и в его жизни — лишь вынужденная мера. Не зов сердца уж точно. И даже не жалость.