— Скоро вернусь, я в раздевалке, — отвечаю быстро и еще быстрее выпаливаю: — Скинь номер Родиона.
Молчание длится так долго, что я на экран поглядывать начинаю, решив, что он просто отключился. Но нет.
— Почему я должен это терпеть? — спрашивает на долгом выдохе.
— Мы просто еще не расставались, — мямлю неловко, — и как-то было без надобности.
— Ты врать вообще не умеешь, — цедит раздраженно.
— Да я не вру, Дань, — вздыхаю. — Ну?
— Мне говори. Я передам.
— Не могу я через тебя такое…
— А раз несрочно, потерпишь, — заявляет ехидно и на этот раз уже отключается.
Но я перезваниваю.
— Пожалуйста, Дань, — прошу тихо, когда отвечает. — Давно уже должен был приехать. Переживаю.
— Сначала скажи правду. У вас что-то было или все спектакль от начала до конца?
— Было, — отвечаю глухо.
— Сука! — рявкает громко. — Ну как так, Саш? — стонет тише и с надрывом.
— Ну, как, — брякаю и опускаюсь на лавку. — Сама не знаю. Раз и все.
— Ахеренно.
— Номер пришлешь или нет? — на тяжелом выдохе.
— Нет, — отвечает едко, а я устало опускаю телефон и сбрасываю вызов.
Сижу еще минуты три, раз уж выдалась возможность, и только собираюсь вернуться за бар, телефон в руке начинает вибрировать. Номер незнакомый, от чего сердце делает скачок к горлу. Я внезапно начинаю задыхаться и еще несколько секунд пытаюсь выровнять дыхание.
— Да, — отвечаю немного осипло.
— Не все учел, — слышу знакомый бас и прислоняюсь спиной к шкафчику, обмякнув от звуков его голоса. — Борисов — Зотову, тот — мне.
— Ну, хоть так, — бормочу с облегчением.
— Все в порядке?
— Я кое-что узнала, — хвастаюсь, понизив голос.
— И решила, что рассказать мне это по телефону — хорошая идея?
— Нет, я… неважно. Ты приедешь?
— Само собой. Но еще занят.
— Ну у тебя и барахла! — фыркаю насмешливо.
— Мало, — отвечает скупо, а я вдруг понимаю, что дела у него могут быть вообще другого характера.
— Ясно, извини, — проговариваю быстро и отключаюсь.
Заталкиваю мобильный в сумочку, закрываю все в шкафчике и пулей вылетаю из раздевалки. Взбодрилась, блин. И как теперь от желания бить посуду избавиться? И от мысли о том, что отвлекла его от приятного времяпрепровождения с другой? Почему нет? Одной достаточно, но со мной-то все. Обсудили, решили. Почему так больно? Живот крутит, в груди щемит, глаза печет от попытки сдержать слезы. Полный набор.
— Теперь я, — меняется со мной Юля, когда возвращаюсь и уходит часа на полтора, не меньше, но оно и к лучшему: заказов прибавляется и тонуть в своих эмоциях мне становится попросту некогда.
Туманов до конца смены так и не появляется. Когда на улицу выхожу, подслеповато щурясь на яркий свет, не знаю даже, встретит или нет. Растерянно верчу головой, высматривая его, и готовлюсь заплакать, не увидев, как вдруг слышу его голос со спины:
— Я тут.
Моргаю, чувствуя, как по щекам скатываются прорвавшиеся через оборону слезы, торопливо смахиваю их, делая вид, что тру лицо.
— Ты не зашел, — оборачиваюсь к нему, а он отлипает от стены.
— Смысла уже не было. И я видел машину Борисова у входа. Решил не нагнетать.
— А он знает все, — хмыкаю и иду вслед за Родионом к машине. — Заявился, что-то про воду мне втирал, вроде как ты перестраховщик, а Димка, наоборот, сорви голова. Я так поняла, он догадался, кто в клуб влез и почему Димкины стояли на стреме.
— Так даже лучше, — пожимает плечами. — Можно говорить открыто. И пока разводится, к тебе не полезет. Маринка будет в ярости и всю ее выльет на самую удобную голову, — морщусь и устраиваюсь в машине, дверцу которой он для меня открыл. — Ты это хотела рассказать? — спрашивает, садясь за руль.
Устало трет лицо и даже зевает, заводя мотор. Он в чистой рубашке, брюках. Волосы еще мокрые после душа. Смотрю на него и от глупой ревности на куски разрывает, даже языком шевелить не хочется.
— Да, — бросаю скупо и отворачиваюсь, пристегиваясь.
Через пятнадцать минут пути он съезжает в знакомый двор, но вопросов я не задаю, пока не выходим и не идем к первому подъезду.
— Мы за вещами? — все-таки любопытничаю, а он отрицательно мотает головой и пропускает меня в просторный холл подъезда.
Когда открывает дверь в квартиру под номером «1», мне стыдно становится.
— Когда ты все успел? — ахаю, делая пару шагов и останавливаясь.
— Да я только барахло таскал, по сути, — рассказывает, разуваясь. — Кстати, стены еще несколько часов лучше не трогать. А так… комнату освободили, туда клининг, за ними моляры, снова клининг. И так друг за другом. Жить можно.