- Я прощаю тебя, Иван, - услышал он вдруг незнакомый, чистый и свободный голос. - Живи с миром, найди себя покой - а я нашел свой дом.
За спиной контура открылось окно из которого дохнуло ранней осенью. За окном видна была уходящая вдаль парковая дорожка и падающие искрящиеся в воздухе лиственные водопады. Вдалеке на скамеечке Иван различил какой-то контур, а еще дальше, или это ему только показалось? - яркую звездный мост перекинувшийся в... вечность?
- И я не держу на тебя зла, Питер. И я прощаю тебя... всех вас прощаю, иди с миром...
Окно закрылось, а рядом с Иваном пробежали дети и рядом с ними виляющая хвостом собака, радуга засияла на небе.
С надеждой стал вглядываться Иван в лицо прекрасной девы и черты ее задрожали плавными изгибами...
* * *
Над ним склонилась Марья, и еще рядом он чувствовал присутствие Саши и Иры. Мяукнул где-то совсем рядом кот и золотая рыбка мягко плеснулись в аквариуме. На улице светило яркое солнце, и его свет рассеивался по всему дому, делая его теплым таинственным и каким-то сказочным. Было легко и покойно. Тихо... Часы мирно тикали в соседней комнате "тик-так, тик-так". Он не слышал тиканья часов с того самого дня, когда началась война... Значит война кончилась!... А может и не было никакой войны, быть может был только кошмар, долгая болезнь, от которой он теперь излечился и все вернулось назад в светлые дни? Да, конечно же!
Он уже поверил в это, и с облегчением понимал, что все виденное им - лишь пустые образы, ушедшие вместе с болезнью. Он даже улыбнулся искренне вглядываясь в черты Марьи... Какое же у нее, все-таки красивое лицо: сильное, волевое и в тоже время женственное... Но складки на лбу - Иван даже передернулся - уродливыми широкими бугорками отметилось то месте где проворачивалось когда-то, вгрызаясь в плоть дуло автомата. Неужто было?
- Они ушли, - просто проговорила Марья и поцеловала его в губы, потом осторожно провела горячей рукой по лбу... тогда он заметил, что она поседела - несколько таких почти белых прядей млечными путями протянулись средь густой черноты.
- Они ушли, - повторила она подрагивающим, льющимся нежностью голосом. Сегодня последний день осени и впервые за многие дни небо очистилось. Оно такое яркое. Прямо слепяще яркое! Весь мир словно горит солнцем изнутри, представляешь? Это солнце тебя оживило. Ты ведь долго так пролежал Иван, словно мертвый...
- Это ты за это время поседела?
Марья промолчала, опустила голову и еще раз поцеловала Ивана - на этот раз в лоб.
- Как меня нашли, - слабо проговорил Иван, черпая в душе силы на ответ сможет ли он любить Марью так сильно, как была она этого достойна.
- Сашенька тебя нашел. Ты до ночи не возвращался, вот мы и пошли тебя искать. Ну вот: темно уж было, а Сашенька тебя в канаве все равно увидел. Не знаю уж как - там ведь темень кромешная. А он все равно увидел... Достали тебя, а ты мертвый уже, промерзший насквозь, и сердце не бьется. Только я не верила, что ты мертв. Знала я, что не мог ты умереть. Ну принесли мы тебя домой... Уже к рассвету дело было...
- Как же вы донесли меня?
- Да ничего - я тогда и не чувствовала веса твоего, падала, помню, часто, но веса не чувствовала... нет. А теперь все позади. Они ушли.
- А другая сила?
- Что, милый?
- Марьюшка - а другая сила, которую в угол загнали, но она поднялась и смяла все эти ржавые банки и откинула их с земли родной - пришла эта сила, Марьюшка, в наш Цветаев?
- Завтра...
Слово закружилось вокруг Ивана, поплыло к потолку, засияло среди хороводов солнечных лучей.
"Завтра... Надо принять, все-таки, это. Принять и успокоиться... Быть может, все еще станет на свои места. Быть может забудется... - мяукнул кот, но ему показалось, что это ребенок закричал, - нет, не забудется - такое не забывается. Никогда..."
Чудовищные образы замелькали перед глазами, все наполнил ор беспрерывный, накатывающийся волнами, бурлящий болью и страхом детский ор.
- Мама, мама! Страшно мне!
- Дочку то отпустите! О господи! Да вы же... а-а!
- Падаль!... падаль!... падаль! - тысячи разных голосов шипели, выкрикивали это слово и что-то острое рвало его плоть, и он, зажав до крови губы, чтобы самому не заорать, застонал.
Марья закричала, заплакала, осыпала его поцелуями, а Ира зашептала проникновенно в самое ухо, в самую душу его:
- В церковь нашу разрушенную сходи. Там еще образа древние на стенах сохранились. Помолись там голубю, что под куполом парит, да деве, с младенцами, которая под голубем тем облачным на троне золотом сидит. Помолись, о мире для души своей. Я молю тебя об этом.
Тут Иван погрузился в теплый июньский дождь...
* * *
Во сне он бежал куда-то среди прозрачных потоков солнечной воды - это были целые живительные водопады, орошающие израненную землю и его. Было легко и радостно - всю боль смыл с него дождь и поэтому, очнувшись на следующее утро, Иван почувствовал себя отдохнувшим...
В доме пахло парным молоком. "И откуда его Марья взяла? Ведь немцы всех коров на мясо себе перебили..." Но вскипяченное только что живительное, обжигающее молоко уже вливалось в его рот...
- Так, так... осторожно, не проливай, а то обожжешься, - голос Марьи где-то совсем рядом... а вот и она сама, чуть размытая в бледноватом свете. - Сегодня первый день зимы и первый снег пошел. До этого земля лежала вся черная, промерзлая, а вот сегодня, наконец, первый снег. ОНИ теперь далеко бегут отступают, ну а наши вот-вот должны в город войти... Сашке хочется пойти на них посмотреть, да не идет, тебя караулит, от кровати не отходит, и Ирочка тоже тут...
Иван приподнялся и сел; облокотившись на подушки. За окном бушевал столь сильный снегопад, что весь мир за стоящими у дома яблонями растворялся в стремительной белой круговерти. Видно было, как порывы ледяного ветра несут бесконечные белые волны, которые сотрясали гулкими ударами стекло и стены.