Но чудес не бывает. Или всё-таки?
— Мадемуазель Богданова? — мсье Клемент, называющий всех на французский манер, высунул в коридор голову, — если вы уже были у ректора, то заходите в зал и приступайте к разминке. Если нет — советую поторопиться. Он давно ждет вас.
Его манера речи, акцент и картавость нисколько не изменились со дня первых репетиций перед гала-концертом. Даже лицо было по-прежнему маслянисто бежевого цвета. К слову, отношение к студентам тоже осталось прежним. Даже успешно сдавших экзамен мужчина называл бездарями, лодырями и полными бездарностями. Хотя Эве иногда казалось, что к ней он относится чуточку лучше.
Эва, наконец, оттолкнула Вадима и повернулась к преподавателю лицом.
— Меня вызывали к ректору?
— Да, поторопитесь, если не хотите опоздать на мое занятие. А опоздавших, как вы знаете, я не пускаю, — он погладил гладко выбритую щеку, о чем-то размышляя, — я придумал кое-какие новые движения. Уверен, вам они понравятся.
Возможно, более терпимое отношение мсье Клемента к Эве было легко объяснимо. Преподаватели любят благодарных учеников. А Эва была искренне благодарна за то, чему мужчина их учил.
Все еще искоса поглядывая на Вадима, пока он был в поле ее зрения, Эва прошла коридор, поднялась на второй этаж и зашла в кабинет, служивший неким залом ожидания для тех, кому была назначена встреча с ректором.
Самого мужчину Эва видела лишь раз — на первом прослушивании. Именно он оценил её талант и похвалил, не скупясь на теплые слова. Александра Аркадьевича любил и уважал весь университет. Эва слышала о нем много хорошего, но личной встречи с ним девушка все равно побаивалась. Мало ли, для чего она понадобилась ректору. Возможно, он узнал о плакатах, поверил тому, что на них написано, и теперь хочет исключить Эву? От этого колени задрожали еще сильнее, но девушка набралась решимости и постучалась. Ответ не заставил себя долго ждать.
Из-за окутавшего ее страха Эва не могла позволить себе хотя бы осмотреться. Она боялась даже пошевелиться, не спуская глаз с седых волос ректора и его лучистых глаз. Мужчина улыбнулся, приглашая девушку сесть, и та на не сгибающихся ногах присела на край кресла.
— Вызывали?
— Да, Эва, у меня к тебе серьезный разговор, — от его слов внутри все похолодело. Неужели за улыбкой скрывается смертный приговор, — для начала, хочу тебе кое-что показать.
Мужчина повернул к ней ноутбук и нажал кнопку воспроизведения видео. На нем Эва пела ту самую песню, которую когда-то попросила ее спеть Полина, чтобы отпустить обиды.
— Откуда у вас… это? — девушка непонимающе посмотрела на ректора, но увидела в его глазах тот же вопрос.
— Значит, его прислала не ты? — Эва покачала головой, — я догадывался. Ты бы не стала нарушать правила.
— Какие правила?
— Твое выступление прислали как заявку для участия в международном конкурсе, — он не успел договорить, потому что Эвелина оборвала его на полуслове.
— Но нам говорили, что первокурсникам нельзя участвовать.
— Верно, — мужчина кивнул. — Но кто-то очень хотел, чтобы я увидел, как ты поешь. Как будто я и без того не знаю, насколько ты талантлива.
Эва улыбнулась и смущенно опустила глаза. Она чувствовала, как щеки краснеют.
— Я очень долго думал. Мы просматривали все заявки много раз, и ты должна понимать, что даже у второкурсников техника лучше твоей, но… — ректор замолчал. Он поднялся с места и, дойдя до кофейного столика в углу комнаты, налил себе воды в граненный стакан, — в твоем выступлении была душа, живые эмоции. Нечто, чему нельзя научиться в стенах нашего вуза или где-либо еще.
Эва сглотнула. Она все еще не могла понять, к чему мужчина ведет. Если он выяснил, что это не она нарушила правила, почему до сих пор держит здесь? Или он все-таки знает про плакаты?
— Никто в университете не любит музыку так же сильно как ты, — девушка подняла глаза, и их взгляды пересеклись, — и никого, я уверен, музыка не любит так сильно, как тебя. Поэтому в Торонто, на международный музыкальный конкурс, поедешь ты. Комиссия, рассматривающая заявки, пришла именно к такому единогласному решению. Но Эва, это большая ответственность. Ты должна понимать, что начнется давление. Преподаватели будут требовать от тебя невозможного. Студенты завидовать, ревновать или даже ненавидеть. И если ты не готова к этому…
— Я справлюсь, — мужчина понимающе кивнул. Эва тяжело вздохнула. Справится ли?
========== Глава десятая ==========
Прошло уже больше недели с тех пор, как Эва узнала, что будет представлять ВУЗ на международном конкурсе. Она даже не сомневалась, чьих это рук дело — Полина загадочно улыбалась, между делом интересуясь, как прошла беседа с ректором. Эвелине оставалось лишь поражаться наглости подруги — провернуть такое, нарушая все пункты устава. Но Полина была непоколебимо уверена в том, что всё сделала правильно.
— В универе нет никого достойнее тебя, — подвела итог девушка перед тем, как лечь спать.
А через неделю об этом узнали все, и то, о чем предупреждал Александр Аркадьевич, начало происходить. Преподаватели смотрели с недоверием — какую-то первокурсницу и на такой престижный конкурс? А большинство студентов, казалось, возненавидели её.
— На губах мозоли не появились? Уверен, ты очень усердно работала, чтобы тебя выбрали.
Какой-то придурок перегородил ей дорогу, когда Эва шла в столовую. Его грязный намек разгадывался с первых букв. Девушка нахмурилась и, промолчав, обошла его. Она не собиралась оправдываться.
Вадим выглядел еще довольнее. Конечно, вместе с его грязными слухами, новости об ее участии в конкурсе превращались в отвратительное действо. Теперь стены украшали плакаты и чужого производства с не менее похабными надписями. «Даст концерт на вашей флейте, постоянным клиентам скидка», «Ночь ваших фантазий — участие в Евровидении».
Постоянно кто-то названивал, и Эва даже думала сменить номер, но в конце концов просто перестала отвечать, если звонившего не было в списке контактов. Полина, со свойственной ей иронией, предлагала кастрировать каждого, кто ей позвонит со своими озабоченными мечтами. В ответ девушка лишь поджимала губы — её терпение висело на грани. Нервы, словно липкий клубок, наматывали злость нитку за ниткой — она была готова вот-вот сорваться.
В субботу, когда Полина была вынуждена уехать на какой-то семейный праздник, Эва проснулась около двух дня. За окном шел дождь со снегом, а из-за того, что еще не дали отопление, в общежитии было ужасно холодно.
Девушка сильнее завернулась в одеяло таким образом, что торчали только глаза и нос. Она могла проваляться так еще хотя бы полчаса — потом нужно было идти на репетицию, но пересилила лень и направилась в душ.
От холода пошли мурашки. Девушка передернулась. Двигаться не хотелось совсем, а в носу зудело — кажется, она все же простыла. Расправившись с водными процедурами и выпив большую кружку горячего чая с медом, Эва стала собираться в университет. Тетрадь по сольфеджио, бутылка воды, таблетки от головной боли — последнее время вечерами девушка не могла без них обойтись, папка с нотами. Эва присела на край кровати, разглаживая угол сумки. Её не покидала мысль, что она что-то забыла.
Девушка осмотрела комнату. Полинина кровать, заваленный всякой всячиной стол, на тумбочке — ключи и кошелек, которые она всегда клала в сумку в последний момент. И шкаф.
Эва долго не сводила с него взгляда, а затем поднялась и, подойдя к нему, открыла дверцы. Отдельно, не соприкасаясь с другой одеждой, лежал Димин бомбер, который она уже неделю собиралась вернуть владельцу. И кажется, этот день наступил.
Девушка положила его в сумку и, понимая, что больше ни минуты не выдержит в одиночестве, вышла из комнаты.
По субботам в университете студентов почти не было. А после обеда — тем более. Только такие как Эвелина — кому было недостаточно занятий в расписании, кто был готов пахать все семь дней в неделю, чтобы достичь результата. Они проходили мимо Эвелины, уставившись глазами в пол, погруженные в свои мысли. Кто-то едва шевелил губами, вспоминая тексты, кто-то отрабатывал танцевальные движения или броски, подкидывая в воздух невидимый мяч.