— Куда?
Он говорил шепотом, потому что тоже видел время. К тому же снизу его мама гремела посудой. Значит, очень скоро она поднимется к нему и позовет завтракать. И лучше до этого события Эве исчезнуть из их дома.
— Мне нужно уходить, — девушка посмотрела через плечо на окно, но Дима покачал головой.
— Второй этаж. Высоко.
— Тогда как?
Парень задумался. Эва уже успела высвободиться, и теперь ходила по комнате из угла в угол. Дима, которого это мельтешение перед глазами раздражало, цокнул языком. Он поднял голову и смерил взглядом девушку.
— Хватит ходить туда-сюда. Тебя могут услышать, — Эва недовольно посмотрела на него, скрестив руки на груди.
— Если бы кое-кто, — она сделала акцент на местоимении, — не напился вчера, этого бы не было.
Девушка все-таки вернулась на кровать, и Дима смог услышать запах ее духов, едва уловимый аромат карамели.
— В общем, план таков. Ты переждешь здесь, а когда все уйдут на работу, я провожу тебя до общежития… — его рассказ был прерван звуком приближающихся шагов.
Одновременно подскочив, парочка заметалась по комнате, пока Дима не запихнул Эву в шкаф. В следующую секунду дверь открылась, на пороге остановился дядя Андрей.
— Мне показалось, ты с кем-то разговаривал? — мужчина окинул пасынка недоверчивым взглядом с ног до головы. Дима натянул дежурную улыбку.
— С другом. Договорились встретиться, — Андрей Иванович прищурился. Он раздумывал, не показался ли ему в комнате запах женских духов.
— А не с девушкой ли случайно? — он заговорщицки улыбнулся. — Не бойся, я ничего не расскажу твоей маме, только если это не Эва.
— Нет, это не она, — Дима так сильно качал головой, что у него заболела шея. Зато дядя Андрей расслабился.
— И хорошо. Кстати о маме, завтрак почти готов. Она ждет нас на кухне.
— Скоро буду.
Когда дверь за отчимом закрылась, Дима посмотрел на шкаф. Он не торопился открывать дверцу, потому что знал, что его там ждет. Но сделать это все-таки пришлось.
Эва казалась равнодушной. Она сидела подтянув ноги к груди и обхватив их руками — чтобы занимать меньше места. Когда Дима открыл дверцы, девушка посмотрела снизу-вверх. Ни по ее взгляду, ни по голосу не было заметно, что её задели слова Димы или отца.
— Выведи меня отсюда, — парень кивнул.
— Потерпи минут двадцать, скоро они все разойдутся, — теперь пришла очередь кивать Эве.
Дима осторожно закрыл дверцы, оставив небольшую щелку для воздуха, и вышел из комнаты, чтобы присоединиться к семье.
*
В коридоре был слышен шум, но в кабинете, в котором Дима пересекся с Эвой, стояла тишина. Опершись о парту, Эва смотрела в окно, постукивая каблуком. При это ее пальцы отбивали по шершавой поверхности неровную дробь.
— Нам так и не удалось толком поговорить, — девушка вздернула бровь. Кажется, Дима забыл события той ночи. Только вот она все прекрасно помнила.
— А именно? — она посмотрела на часы. Очень скоро девушка должна была встретиться с Полиной и Максом. Это должна была стать их последняя совместная прогулка перед отъездом.
— О тебе. Обо мне. О нас, — Дима сделал шаг навстречу и взял девушку за руку. Он думал, что контакт тут же сблизит их, но, кажется, произошла абсолютно обратная реакция. Эва стушевалась и прикусила губу, но руки не отдернула.
— Мы вроде говорили. О тебе. И обо мне, — после недолгого молчания Эва подняла на него глаза. Дима непонимающе нахмурился. Точно забыл.
— Ты сказал, что готов простить меня, — парень открыл рот.
— Я уже сказал…?
— Да. Только это не меняет того, что ты мне не веришь, — девушка обиженно фыркнула и уже хотела высвободить руку, но Дима внезапно перенес ладонь ей на талию и прижал Эву к себе.
— Разве это имеет значение? — он потянулся за поцелуем, но девушка отвернула лицо. Выдохнув, Дима отступил. — Я не могу поверить твоим словам, когда есть факты, говорящие об обратном. Почему ты не отвечала на письма, которые отец писал тебе каждый день?
В его голосе был слышен гнев. Эва покачала головой. Вечно одно и тоже — от одной встречи к другой.
— Да потому что… — она оборвала себя на полуслове. На лице промелькнула тень отчаяния.
Взяв со стола сумку, Эва вышла из кабинета. Дима рассмеялся.
— Ну и вали. Я хотя бы пытался вернуть наши отношения.
Зарываясь длинными пальцами в волосы, Дима сел на парту. Он закрыл глаза, вслушиваясь в неровный стук сердца. В голове крутилась лишь одна мысль. Одно слово.
Потерял.
Парень не бегал так быстро даже на тренировках. Горячий воздух бил прямо в лицо, икры горели. Когда перед глазами замаячили белые перила его крыльца, Дима обливался потом. Его мать, в фартуке с цветочками и в высоких желтых перчатках, занималась садом. Мало кто мог предположить, что женщина, которую все всегда видели ухоженной и в дорогих платьях, находила успокоение в садоводстве. Она подняла голову и непонимающе посмотрела на сына.
— Почему ты бежал? Иди, выпей воды, иначе у тебя будет истощение, — парень кивнул и медленно направился к двери, чувствуя, как деревенеют ноги, — и Дим, когда приведешь себя в порядок, принеси пожалуйста старый шланг. Он должен быть где-то в кладовке на верхних полках.
Дима принял душ и выпил несколько стаканов воды со льдом. Теперь он мог думать спокойнее — злость на Эву из-за недавнего разговора отступила, а вот тупая боль под ребрами осталась. Парень постоял возле окна, наблюдая за тем, как его мама пересаживает цветы, и только когда она обернулась и замахала ему руками, вспомнил о её поручении.
В кладовку из их семьи почти никто никогда не ходил. Здесь хранился всякий хлам — кое-что поценнее снизу, а вот то, чему давно была место на помойке — на самых верхних полках. И несмотря на то, что Дима был высокого роста, чтобы дотянуться до них, ему пришлось встать на носочки.
Он заприметил злосчастных шланг еще когда только включил свет. Он лежал, свернутый в кольцо, рядом с какой-то картонной коробкой. Маневрируя между расставленными по полу ящиками, Дима вытянулся насколько мог, стараясь не задеть лишнего, пока доставал нужную ему вещь. Но видимо парень дернул рукой слишком резко, потому что старая коробка заскрипела и свалилась на пол вслед за шлангом.
Дима выругался. Зачем они вообще хранили все это старье здесь? Парень присел, собираясь вернуть содержимое в коробку, но увидев, что это — замер. Теперь вопрос, которым он задавался ранее, стоял еще острее — почему его отчим не избавился от этого еще несколько лет назад? Зачем хранить то, что причиняет боль.
Прямо перед Димой лежало несколько десятков конвертов. Все они были адресованы одному человеку — дочери. Было видно, что письма несколько раз прогонялись по кругу почтового ада, но в итоге возвращались к отправителю даже невскрытыми. Парень сел прямо на пол, поздно спохватившись, что тот грязный, и вскрыл один конверт. Он знал, что так поступать плохо, но верил, что, если прочитать боль отчима, выраженную через бумагу, забыть Эву станет проще.
Но всё получилось наоборот. Лишь едва коснувшись глазами бумаги, Дима понял, что ненавидит человека, которого был готов назвать отцом. Также, как и названного брата.
На двух листах, в каждой строчке, с одной и с другой стороны была написана лишь одна фраза, повторяющаяся десятки раз: «надеюсь, ты сдохнешь вслед за своей матерью».
Сжав письмо в руке, парень выскочил на улицу. Инна, вытирая со лба пот, посмотрела на сына сначала с усмешкой, затем с испугом. Она хотела сказать «тебя только за смертью посылать», но слова так и не сорвались с губ. Женщина сразу поняла, что ее сын чем-то взбешен.
— Дим, — она боялась, что он сейчас взорвется. Парень медленно обернулся.
— Он врал, мам. Мне. Тебе. Врал об Эвелине, — он дал ей письмо и сжал ладонями виски.
Инна, прочитав всего одну строчку, тут же отбросила листы на землю.