— Еще ни разу я не увидел в их атаках хотя бы намеки на строй! — Фунчоза непреклонен.
А мне просто весело.
— Мы сталкивались с группами до трех-пяти зараженных. При таком количестве сложно вычленить иерархию.
— Тесса, охота — это одно. Но ты сейчас говоришь об активации компьютерного запорного устройства. Возьмем твоего дикого шимпанзе. Думаешь, если поставить шимпанзе перед пультом, он смог бы нажать в верной последовательности целый алгоритм?
Тесса не ответила. Да тут и не нужен был ответ. Она сделала вид, что поняла, как облажалась со своими гениальными догадками. Но на самом деле цель была достигнута. Я оглядела лица присутствующих. Да, эта сука зародила-таки семена сомнений в головах командиров.
— Я просто хочу сказать, что у нас нет доказательств, — снова тихо произнесла она, — может, потому и проигрываем.
На несколько минут в штабе воцарилось молчание. Эта смышлёная дрянь умеет нагонять депресняк. Я вообще заметила, насколько она поднаторела в способностях психологического воздействия на собеседников. Триггер, походу, основательно взялся за ее муштру. Потому что она озвучила ровно то, что каждый хранит где-то глубоко в подсознании и не хочет признавать.
Мы проигрываем.
Даже сидя здесь, взаперти, за стальными стенами. Мертвецы хозяйничают в открытом мире, отныне он их по праву. Они сильнее нас, они отобрали наш мир и засунули нас в клетку, а природа проводит над нами свои жестокие эксперименты: Сколько особей выживет без солнечного света? Сколько особей подвергнутся хроническим болезням из-за скудного питания? Как быстро человеческий вид переступит черту и введет смертную казнь вследствие назревающего голода? Как быстро люди сойдут с ума и станут каннибалами?
Беспросветное отчаяние прячется в наших грудях, как в тех макаках в экспериментах Гарри Харлоу в двадцатом веке, когда он запирал их в «Яме отчаяния» на восемь месяцев, откуда не было выхода на поверхность. Они теряли волю к сопротивлению и забивались в угол, пока бездушный маньяк холодно взирал на них и делал записи в блокноте. Записи, которые впоследствии все научное сообщество признало бесполезными, потому что они доказывали очевидные вещи: отсутствие социальных связей уничтожает социальных существ.
Природа экспериментирует над нами, как когда-то мы экспериментировали над невинными животными.
Однажды в Хрониках я нашла описание чудовищного эксперимента над обезьянами-матерями, которых заперли в клетке со своими малышами, а потом начали нагревать пол. Обезьяны немедленно взяли малышей на руки, но пол продолжали нагревать. И когда боль от ожогов стала невыносимой, обезьяны бросали своих малышей на горячий пол и вставали на них.
Материнский инстинкт проиграл инстинкту самосохранения.
И знаете, что? Этот эксперимент я наблюдаю сегодня воочию.
Во время одной из вылазок три года назад мы нашли запертых в бомбоубежище людей. Таких бомбоубежищ разбросано сотни тысяч по всей Европе еще со времен Второй Мировой. Так вот, мы эвакуировали восемь человек: двое мужчин, четверо женщин и двое маленьких детей, которым и года не было. Они были истощены, больны до самых костей, едва могли говорить, воняли до рези в глазах. Помню, мне эти люди сразу не понравились: было в них что-то омерзительное. Не считайте меня надменной, я понимаю, что они прожили в этом бункере порядка двенадцати лет и оттого конкретно спятили и даже одичали. Но я помню их глаза. Почему-то мне показалось, что в них не было души. Они были теми макаками из «Ямы отчаяния»: отрешенные, апатичные и патологически ненормальные. Их уже увозили на базу, когда мы впятером спустились в этот бункер, чтобы найти что-либо пригодное в пользование. Разумеется, мы не нашли ничего, кроме…
Мне до сих пор снятся кошмары, как будто я сама застряла в этом бункере без возможности выбраться на поверхность. И я понимаю, что мои сны — это проекция переживаний моей души, которая боится упасть на дно этого адского бункера и остаться в нем навсегда, отправив мое пустое тело бродить по земле до тех пор, пока оно не сгниет.
Они прожили в бункере двенадцать лет, запасы консервированной еды закончились быстро, лишь вода поступала по трубе из источника под землей.
Мы нашли кости… очень много костей… косточек.
Ужас закрался в мое сердце так, что руки затряслись, когда я ковырялась в маленьком холодном погребе, где хранилась парочка свежих кульков, обмотанных холщовой тканью. Я не сдержалась. Меня стошнило.
Я блеванула на то, что эти заложники бункера считали обыденной жизнью. Я снова поражалась тому, насколько человек отвратителен своей способностью приспосабливаться к самым мерзким условиям жизни. Чертова жизнь. К дьяволу такую жизнь, если она заставляет плодить детей и употреблять их в пищу! Собственных детей!