В голове неожиданно возникла странная идея.
Он еще раз взглянул на записи, сверяясь с тем, что помнил и делал сам. Благо, что ориентироваться в тетради было легко — множество наклеенных по разделам бумажек облегчали задачу, да и почерк был читаемый. Его внимание привлекла одна пометка.
Каждый следующий, вступающий на этот путь, обретает силу и свободу только после того, как упокоит слуг предшественника и его самого. И выживет при этом. Иначе — служить ему оголодавшей старухе вечно. Андрей себя любил, этого он не скрывал, так что нож из кармана он вытащил смело. Смысла не верить не было, потому что эта часть записей относилась к личному дневнику, в котором Алевтина описывала свой жизненный путь, особенно самое его начало. Читалось оно достаточно легко, несмотря на устаревший язык и дореформенную орфографию.
События вообще заканчивались примерно на временах Великой Отечественной, словно после этого она не видела смысла в записях. От описаний, правда, немного подташнивало. То, что живописала старуха, не шло ни в какое сравнение с документальными кадрами. Интересно, а соседи знали, что за чудовище живет рядом с ними?
Андрей тяжело вздохнул, в очередной раз полосуя пальцы. Зеркало было огромным, думать о том, как он будет от него избавляться, не хотелось. Да и мимо родителей его еще надо пронести. Благо, что сон у них крепкий — ламбаду над ними танцевать можно, не услышат. Ведьмарь принялся выводить заученные наизусть знаки, только в этот раз немертвые-неживые по ту сторону стекла то активно кивали ему, улыбаясь, глаза их истекали чернильными слезами, то бесновались, оттаскивая тех, кто еще остался в своем уме. Его откровенно вело. В глазах то и дело наступал мрак и только поставленная за этот год рука не давала запороть такую сложную работу.
Копать яму в таком состоянии он не сможет, но вот была у него одна задумка…
Обмотав зеркало пыльным покрывалом, Андрей потащил его вниз. За домом они когда-то сделали основу для бассейна, в которой сейчас была сложена огромная куча сухих веток и прочего горючего мусора. План был простой и надежный: спалить все это разом.
Горело мощно, с ревом и визгом, будто филиал ада открылся. По территории сада еще бродили какие-то самостоятельные тени, тянущие к нему руки, но они явно сторонились бешено вздымающегося к небу костра. Андрей опустился на землю, так, чтобы пламя его освещало. Пальцы уже не кровоточили, раны на них всегда быстро закрывались сами, стоило ему закончить работу, но усталость никуда не делась. Ему хотелось просто лечь и отдохнуть. Огонь за закрытыми веками порождал странные картины, одна причудливее другой. В этом сне он стоял посреди старого деревенского храма, из кадила в немощной руке валил густой черный дым удушливо пахнущий сладковато-гнилым. Через мгновение старик-священник, имя которого Андрей так и не удосужился узнать, осыпался прахом, а на его месте оказалась недовольная бабка Алевтина, недобро глядящая на внука.
Он явно поступил не так, как она планировала. Густой черный дым стремительно проникал в легкие.
*
Очнулся он в больничной палате, чего явно не ожидал. Пальцы слушались плохо, тела он не чувствовал вообще. В горле мешался инородный объект. Кажется, в его пробуждение никто не верил. Андрей только и смог, что дернуть рукой, которой касалось что-то пушистое. В поле зрения оказалась голова матери. Кажется, та уже давно так сидела у его кровати.
— Андрюша… Андрей? Очнулся? Господи, Митя, он очнулся, — последнее она произносила уже выглядывая куда-то в коридор.
На крик, кроме отца, в палату влетели врачи, по глазам которых ведьмарь с удивительной ясностью прочитал удивление. Его уже успели похоронить? Как давно он здесь? Что вообще произошло? Он обязательно спросит об этом, но позже, когда его закончат вертеть во все стороны как игрушку и приведут в порядок.
Медицинские процедуры парень никогда не любил, но в данной ситуации у него не было особого выбора. Да и жить хотелось. В голове была сплошная чернота, в которой то и дело вспыхивало яркое пламя костра. Андрей прекрасно помнил как тащил здоровенное зеркало с чердака, как аккуратно опускал его в бетонную яму, как оно стонало, пока пламя охватывало раму. Он помнил, как его начало клонить в сон, но что ему снилось — это загадка, память отказывалась отвечать ем на этот вопрос.
— Надо сказать, молодой человек, — моложавого вида врач поправил одеяло, присаживаясь на край его кровати, когда родителей все-таки удалось отправить домой, — мало кто из необученных выживает после такого.