На пульте зажегся красный огонек – один из многих тысяч. Защелкали переключатели, потом раздался телефонный звонок; Клетеника вызывали на связь.
– У нас на двадцать седьмом проблема. Требуется ваше присутствие.
Больше всего Клетеника встревожила нарочито спокойная интонация, с которой это было сказано, – напускное спокойствие означает, что человек очень взволнован. Клетеник тоже начал нервничать. Он снял наушники и быстро направился к двадцать седьмому пульту.
Тем временем в изоляторе Патрик с помощью Брона натягивал скафандр. До выхода на орбиту, когда придется собирать солнечный коллектор, костюм ему не понадобится. «Прометей» проектировался как космическая станция, предназначенная для длительного использования, а это означало, что внутри поддерживалось нормальное давление и экипаж мог находиться в корабле в своей обычной одежде. Но у Патрика со скафандром были кое-какие проблемы. У каждого астронавта скафандр изготавливался индивидуально. Даже не один, а два – первый полагалось опробовать на стадии тренировки. Второй же предназначался для работы в космосе; скафандры были идентичными: несколько слоев ткани и резины, сшитых и склеенных с особым тщанием. Костюм должен был обеспечить гибкость движений и в то же время обладать невероятной прочностью, чтобы выдерживать давление, – иначе астронавт погибнет. Иными словами, скафандру полагалась сгибаться в суставах, но во всех прочих местах быть крепче брони. В результате приходилось довольствоваться компромиссом, а компромиссы всегда далеки от совершенства. Костюм где-то жал, где-то натирал, поэтому постоянно требовалось его подправлять. Патрик трижды отправлял свой скафандр на доработку, потому что в плечо ему каждый раз впивался кусок металла. Патрик надеялся, что на сей раз все будет в порядке. Если нет – еще есть время исправить недоделку.
Сначала нужно надеть тонкое хлопчатобумажное белье, чтобы не раздражать кожу. Затем следует унизительная, но совершенно необходимая процедура – прикрепление желтого пластикового мешочка для мочи. В космосе не отлучишься на пять минут в туалет. Элай поднес к глазам мешочек и восхищенно посмотрел на него.
– Какое дивное изобретение, – сказал он. – Символ покорения космоса мужчиной.
– Это все же лучше, чем женский символ. Катетер, по-моему, куда хуже.
– Значит, не ворчи и спокойненько натягивай это резиновое колечко на свою штуковину. Размер подогнан в самый раз. Вот, казалось бы, век науки, а человек все стремится к единообразию. Мужчины бывают такими разными – от пигмеев в три фута ростом до семифутовых скандинавов, – однако жизненно важный орган, судя по всему, встречается всего трех размеров. Маленький, средний и большой. Во всяком случае к мешочку приложены всего три резиновых кольца.
– Это называется не так: «большой», «огромный», «невероятный». Нельзя травмировать мужское это. Однако, когда подбираешь размер, смотри, чтобы это не сыграло с тобой дурную шутку. Если выберешь слишком большое колечко, произойдет утечка – астронавты называют ее «подмоченной репутацией». Это не очень-то приятно.
– Да, меня предупреждали. Дай-ка я помогу тебе натянуть скафандр.
Астронавт, надевающий скафандр, больше всего похож на змею, пытающуюся влезть обратно в скинутую шкуру. Патрик с трудом втиснул ноги в штанины, обтянутые изнутри нейлоном. Затем пришлось согнуться пополам, чтобы просунуть руки в рукава, а голову в шейное кольцо. Элай сзади подтолкнул его, и голова Патрика с трудом пролезла в отверстие.
– Спасибо, – задыхаясь, сказал Патрик. – Ты мне всю кожу с шеи содрал.
– А надо было оставаться летчиком-испытателем и не рыпаться. Зачем тебе понадобилось отдавать себя на службу прогрессу?
– Застегни «молнию» на спине, пожалуйста. Перчатки Уинтер надевать не стал – ему и без того было смертельно жарко. Он встал, походил по комнате, помахал руками.
– Вроде бы нормально. Дай-ка наклонюсь. Внезапно Патрик почувствовал неладное. Сработал инстинкт. Он поднял глаза и увидел, что стартовые часы, висевшие на стене комнаты, остановились на 83:22.
– Задержка, – сказал он. – Выясни, что там стряслось, а я пока вылезу из этой штуки.
Когда Патрик вошел в гостиную, там уже собрался весь экипаж. Надя как раз вешала телефонную трубку.
– Они еще не обнаружили, где неисправность, – сообщила она. – Однако подача топлива прекращена.
– Это может быть опасно, если цистерны уже частично наполнены, – заметил Патрик.
Задержка продолжалась почти пять часов. Один лишь Элай, казалось, был совершенно не обеспокоен случившимся: он углубился в книжку с шахматными задачами, работая над какой-то партией. Вначале он попробовал сыграть с полковником Кузнецовым, но игры не получилось, потому что полковник без конца оглядывался на застывшие часы. На них по-прежнему значилось 83:22. Всего двенадцать часов прошло с начала отсчета, и вот такая длительная задержка.
Зазвонил телефон, и в ту же секунду часы ожили.
– Да, – сказал в трубку Патрик. – Мы видим. Хорошо. Будем надеяться, что так пойдет и дальше.
Следующий день и день после этого все действительно было нормально. Потом наступил третий день, и пришла пора отправляться на корабль.
– Знаете, – сказала Коретта, нервно сцепляя руки. – Одно дело говорить, что ты совершишь нечто, и совсем другое – чувствовать, что момент настал. Патрик, вы уверены, что мне нельзя чуть-чуть выпить?
– Ни в коем случае. Пилоту реактивного корабля запрещается принимать алкоголь в течение двадцати четырех часов перед вылетом. Астронавту – за сорок восемь часов. Космический полет – штука серьезная.
– Но ведь вести корабль будете вы с Надей. А мы, остальные, вроде пассажиров.
– Извините, но вы не пассажиры. Вы – экипаж. Я надеюсь, что не возникнет ситуации, в которой нам понадобится ваша помощь. Но все может быть. Так что расслабьтесь и думайте о чем-нибудь приятном.
Патрик взял ее за руки, желая подбодрить. Коретта явно была испугана, они оба понимали это, как понимали и то, что ей придется непременно справиться со своим страхом. За ними сейчас наблюдал весь мир. Весь мир следил за часами, отсчитывавшими минуты в Центре управления стартом. Как только астронавты выйдут из карантина, на них будут направлены все теле– и фотокамеры. Прикосновение Уинтера немного успокоило Коретту, она чуть-чуть прислонилась головой к его груди. Ее волосы слегка пахли духами, и Патрик с трудом удержался, чтобы не погладить Коретту по голове.
– Духи стерильны? – спросил он. Коретта подняла голову и улыбнулась:
– Вы умеете поднять девушке настроение, Патрик. Когда мы вернемся с нашей увеселительной прогулки, я хотела бы познакомиться с вами поближе.
– Договорились.
Он поцеловал ее, и это было обещанием, которое оба поняли без слов.
В дверях стояла Надя.
– Пора, – сказала она. – Нас ждут. Лицо ее было невозмутимо, голос спокоен.
– Идем, – откликнулся Патрик столь же невозмутимо, продолжая обнимать Коретту. Надя отвернулась и вышла.
– Вы с Надей не очень подходите друг другу, – заметила Коретта, причесываясь перед зеркалом. Ока совершенно успокоилась, момент паники миновал. Докторам не положено выказывать своих эмоций. Их с самого начала учат никогда не терять уверенного вида, заменяющего им доспехи. Коретта вполне владела этим искусством, но поддержка Патрика пришлась кстати, и девушка была ему за это благодарна.
– Ничего, работается вместе нам неплохо, – ответил Патрик, вытер губы платком и улыбнулся – на ткани осталась помада. – Насколько сейчас в НАСА стало веселее, по сравнению со временем, когда здесь работали одни мужчины.