– Пойду, закончу укладывать кое-какие вещи. Я не собираюсь оставаться на ранчо. Здесь слишком много привидений. Вот номер, по которому можно связаться со мной. Ночлег и завтрак в городе. – Она поднялась и вышла.
Ния еле дождалась, пока в коридоре замер стук каблучков Мирины, вынула из пачки все голубые конверты, перевернула их.
– Видишь, – показала она письма Харму. – Леонард, Мирина, Мануэль Моравио, все они посланы через ранчо. Мирина не открывала ни одно из них. Она перехватила даже то, которое послано через Моравио. Бьюсь об заклад, он даже не видел его.
Потом Ния вытащила еще одно письмо и протянула его Харму. Адрес был напечатан на уже знакомом принтере.
– На нем нет почтовых штемпелей. Его просто оставили здесь. – Харм взял письмо из рук Нии. – Открой его ты, – попросила Ния. – Что там написано?
Харм разорвал конверт.
– Здесь всего три слова: «Я тоже готов».
«Времени почти не осталось.
Вся моя жизнь в последние годы – это длинный коридор к одной особой двери. По пути я заходил в другие комнаты – и в ту, и в эту. Но всегда стремился к конечному пункту. И вот я здесь. Я знаю, куда ты ушла, я знаю точно, где ты в этот самый момент. Сегодняшний вечер принадлежит мне для создания заключительной сцены. Монтажа не будет. Это – театр жизни. Полная импровизация. Исход неизвестен.
Я снова увидел тебя. Увидел тебя и сияющий вокруг тебя ореол страха. Я понял, что должен добраться до тебя прежде нее. Она придет за тобой. Я приду за тобой. Вопрос только в том, с кем из нас тебе выгодней встретиться; Я знаю, уверен, что ты будешь благоразумной и выберешь путь со мной. Ты увидишь, что по развитию ее сценария у тебя не будет такого шанса. У тебя вообще не будет никакого выбора.
Получив твое письмо, я узнал наверняка, что мы оба готовы сделать правильный выбор.
После обсуждения, я вышел к ее машине, оставленной возле грунтовой дороги на ранчо. Она просила меня пойти туда с ней, поговорить наедине.
– Сейчас все хорошо. Все должно закончиться хорошо, – сказала она. – Все улики уничтожены, сценария нет. Никто никогда ничего не узнает. Никоим образом невозможно выследить, кто писал письма, – успокоила она и протянула мне деньги в конверте. – Это тебе за все, что ты вложил в проект. Мне жаль, что мы не сможем запустить сценарий в производство сейчас. Это слишком рискованно. Ты и сам, конечно же, знаешь обо всем. Верно? – спросила она.
Я ответил, что все понимаю. Убедился, что вся моя многолетняя работа, работа всей моей жизни сведена на нет. Счета сведены. Простой обмен. Я не сказал, что слишком хорошо понимаю ее. Оставил свое мнение при себе.
Она вышла из машины и захлопнула дверцу. Не знаю, почему я поднял бумажку. Я заметил белый лоскуток между сиденьями. Она что-то искала в чемодане. Я развернул узкую длинную бумажную полоску – квитанция на бензин с заправочной станции в Лас-Вегасе. И дата; первое июля. Это было вчера. Я сунул бумажку в карман. Вышел из машины. Вернулся к дому. Вот тогда-то я и понял, что произошло.
«Лас-Вегас. Первое июля». Она доехала до Лас-Вегаса из Санта-Фе на машине. Рейс в Лос-Анджелес.
Вот когда я с абсолютной уверенностью понял, кто убил Леонарда Джакобса.
Вот когда я совершенно точно понял, что и я, и ты, дорогая, будем ее следующими жертвами. Я все сопоставил, и вывод напросился сам.
Но я не могу предоставить ей доступ к тебе или мне. Я должен опередить.
Поэтому я вернулся в свою комнату. Уложил вещи. Осталось довести до финала заключительную сцену. Я снова сел к компьютеру и снова записал все задуманное. Экран мягко светился в темной комнате. Посмотрел на часы. Сейчас ты уже там. Я знаю, что должен делать».
Глава 28
– Эпизод с поездом, – сказала Ния. – Я знаю, они введут каскадера, когда машина будет стоять на железнодорожных путях. Но я не хочу садиться в эту машину. Совсем не хочу, после того, что случилось с «Харлеем».
Створчатые двери «Пинк Адоб» открыты во внутренний двор. На розовые стены ложатся тени. Фонари зажжены. Ния повернула стеклянный кувшин с мерцающей свечой. Пристально глядела на пульсирующее пламя.
– Мы можем попросить людей Куинтаны осмотреть машину вдоль и поперек, проверить все механизмы, – успокоил ее Харм.
Ния потягивала вино и разглядывала маски на стене. Дерево, растущее в баре, все так же тянуло свои ветки через крышу – к небу. Харм продолжал:
– Хотелось бы знать, почему ты панически боишься сцены с поездом, но хочешь участвовать в захвате этого парня?
– Там управляю я, – ответила Ния. – Это – моя сцена. Я придумала ее и ставлю. Машина может взорваться, поезд сойти с рельсов. А его я просто буду ждать где-нибудь в комнате, а вы с Куинтаной – неподалеку наготове. Дадите мне передатчик и револьвер…
– Возможно, он не захочет, чтобы ты была вооружена.
– Но я вооружена. Я и сейчас вооружена.
– Как?
– Я взяла револьвер из тумбочки, когда мы останавливались и заходили к тебе домой. – Ния посмотрела вниз на карман куртки.
– Ния, это незаконное утаивание.
– Это ты утаиваешь, – ответила она.
– У меня есть разрешение.
Она перегнулась через стол, взяла его за руку.
– Ты все преувеличиваешь, – сказал Харм. – Тебя знобит, да?
– Это называется страх, – тихо ответила Ния. – Леонарду нравилось, когда я впадала в подобное состояние. Он считал, когда мне страшно, когда я боюсь – то играю исключительно.
– Если мы благополучно проведем задуманное, тогда, надеюсь, он прав.
– Я тоже, – сказала она. – Знаешь, сегодня я подумала о, действительно, странных вещах. Я говорила тебе, что после взлома, мне казалось, что в спальне чего-то не хватает. Так случается, когда привыкаешь к вещи, перестаешь ее замечать. Потом она вдруг исчезает, и ты никак не можешь вспомнить, что пропало.