Человек сбежал вниз, рывком распахнул дверцу, крикнул:
– Она в порядке! Она жива!
Возле нее оказались два человека. Они отстегнули ремень, осторожно извлекли Нию, опасаясь, что у нее могут быть переломы или ушибы.
– Вы в порядке? – спросил ее один из мужчин.
– Нет, – почему-то ответила она, потом добавила: – Думаю, что в порядке. Да, со мной все в порядке.
Мужчины подхватили ее под руки и повели к полувысохшим ручьям на склоне холма. Прохладный воздух был наполнен запахом сосновой хвои и шалфея. Стояла поздняя июньская ночь.
Лица мужчин были рядом с лицом Нии, но ей казалось, что они где-то далеко. Один из мужчин предложил второму, помоложе:
– Поезжайте в Серрилос и сообщите в полицию штата, хорошо?
Тот повиновался и стал быстро взбираться мимо искривленных сосен на дорогу.
Ния почувствовала во рту соленый привкус. Из носа пошла кровь. Она откинула назад голову. Звезды сияли над ней, словно крошечные прожектора. Скоро головокружение и кровотечение прекратились.
Мужчина подвел Нию к автомобилю, стал рассматривать лобовое стекло, не переставая разговаривать. Она сидела на земле, дрожа всем телом, думая, что сейчас ее все-таки вырвет.
Когда мужчина открыл заднюю дверцу ее автомобиля, она чуть не вскрикнула, но было уже поздно. Страницы сценария разлетелись из раскрытого дипломата. Порыв ветра, налетевший из каньона, разметал их по земле. Мужчина захлопнул дверцу.
– Извините, – сказал он, – и побежал за трепещущими в зарослях шалфея белыми прямоугольниками.
Собрав рукопись сценария, он вернулся к машине, склонился над передним сиденьем.
– Посмотрите-ка, – закричал он. – Вот что это. Пуля прошла сквозь обивку кресла и засела сзади сиденья. Хорошая машина «Мерседес», – мужчина по-прежнему кричал: – У моей сестры «Эль-Дорадо» почти такого же цвета. Кремовая. Ее совершенно невозможно содержать в чистоте. Хотя на Вашей совсем нет грязи. Вы из Санта-Фе?
– Я взяла ее напрокат, – ответила Ния. – Это не моя машина.
Прибыли две машины – патрульная и полицейская. Невысокий мужчина с аккуратно подстриженными черными волосами, в круглых очках с металлической оправой, остановился возле Нии.
Она показала:
– Думаю, кто-то был здесь. Впрочем, я не уверена в направлении, Дважды кто-то стрелял, по-моему.
Ей показалось, что мужчина задавал одни и те же вопросы несколько раз. Полицейский и двое автодорожных патрульных тихо переговаривались, освещая фонариками сосны, шалфей, траву вокруг. Растения призрачно светились во тьме на фоне песка.
– Наверное, какой-нибудь пьяный, – сказал полицейский.
– Подростки, готов биться об заклад. Наркотики, не спиртное, – сказал другой.
– Или браконьеры. Они устраивают по ночам засады, поджидая оленей и кроликов.
– Скорее всего, какой-нибудь сумасшедший. Помните, Ортиц говорил о чем-то подобном, случившемся в марте? Кто-то подавал жалобу, что снайпер засел среди холмов. Но помнится, тогда никто не пострадал. Надо поговорить с Ортицем.
И только потом они спросили ее:
– Мисс, ни у кого не может быть причины стрелять в вас, так?
Она ответила отрицательно:
– Конечно же, нет. С какой стати кто-то будет стрелять в меня? – и добавила, сама не зная зачем: – Я из Лос-Анджелеса, – словно это могло разъяснить что-то.
Они еще раз внимательно осмотрели машину, Нию, ее черную кожаную юбку, джинсовую куртку, темно-красную помаду на губах. Испанец-полицейский представился:
– Америко Куинтана, – и протянул ей бумажное полотенце, какие обычно бывают на заправочных станциях.
Потом он предложил ей поехать в Санта-Фе. Они уже вызвали грузовик для буксировки «Мерседеса». Куинтана извлек пулю из пола позади переднего сиденья.
– Похоже, оружие тридцать восьмого калибра, – сказал он.
– Скорее всего, у него был убойный пистолет. Стрелявший должен был находиться прямо впереди. Если бы стреляли сбоку, как вы, мисс, говорите, пуля прошла бы вдоль стекла.
– Может быть, стреляли из «Магнума»? – предположил один из патрульных.
– А может, и нет, – сказал Куинтана.
Ния ждала в полицейской машине, пока приехал грузовик и вытащил из кювета ее машину.
Ния смотрела в боковое зеркало, зажав в руке свои длинные светлые волосы, но не видела своего отражения. Глаза у нее были круглыми от испуга, лицо – до неправдоподобности бледным.
«Наверное, я выгляжу ужасно», – подумала она.
Она уставилась на свое отражение в зеркале и смотрела до тех пор, пока не увидела себя. Но это – не она. Страх изменил ее. Вот оно – свойство растворяться, уходить в себя. На языке остался металлический привкус. Кожа все еще была белой. Леонард говорил, что испугавшись, она выглядит средним между оленем и акулой. По его словам только он мог разглядеть в ней акулу.
Актриса. Качество, которое она унаследовала от матери, которое в ней развивали бесконечными репетициями. Она превращалась в другого человека, сливалась с ним. Перевоплощалась.
Когда она была несчастна или напугана, то впадала в депрессию, понимая – ее вообще не существует как личности. Просто никто. Пустой экран.
Она замерзла, наблюдая за мужчинами, двигающимися в резком свете автомобильных фар, за длинными изломанными тенями.
Вверху на черных скалах кто-то шевелился. Ния напряглась, настороженно вглядываясь в темноту, в колеблющиеся тени.
Она опустила стекло в полицейской машине и безучастно смотрела, как лебедка вытягивает на дорогу «Мерседес». Потом снова стала разглядывать еле различимые склоны гор. Там никого не было. Игра воображения. Возможно, просто пробежал койот, или ветер шевелил кроны сосен.