Через пару метров Бен остановился у одного из надгробий и присел на корточки, смахнул с плиты красноватые листья, пахнущие землёй и лесом. Совсем высохшие и скрюченные, они легко крошились в пальцах хрупким пергаментом и оставляли на перчатках следы осени и увядания самой жизни.
Закурив и мешая дым и пар изо рта, Бен смотрел на подсвеченные светом фонаря имена на надгробии. Себастьяну они ни о чём не говорили, хотя казались смутно знакомыми. Впрочем, фамилия не сказать, чтобы редкая для Румынии.
Драгош Антонеску. Стефан Антонеску. Братья в жизни и смерти. Одного коснулась смерть, другой последовал за ним.
И даты. Разница в смерти всего в пару месяцев.
— И правда, один последовал за другим, — Мируна повторила фразу задумчиво и немного протяжно. — Бенджамин, ты что-то знаешь про этих братьев?
— Ни черта! Можете считать меня ненормальным, но эти имена не дают мне покоя.
— Никто тебя таким не считает. Но это просто могила двоих братьев, которые жили задолго до нас. Посмотри на даты — оба умерли ещё до начала Первой мировой войны.
Бенджамин нахмурился, и на лбу залегла глубокая складка, так остро вдруг напомнившая отца, когда тот размышлял о чём-то или был чем-то обеспокоен.
Себастьяну вдруг стало совсем не по себе.
— Вы слышите? — прошептала Мируна и резко обернулась, мазнув лучом фонаря по могилам и лестнице перед собой. Замелькали то ли тени деревьев, то ли… ещё что-то. — Здесь кто-то ходит. Или что-то… Чёрт! Пойдёмте, а?
Густой лес, проросший на старинном кладбище подобно тяжёлым путам из крепких веток и шершавых стволов, в темноте кривился и перетекал, звучал ночными птицами и страхами. А они втроём сейчас стояли перед старой чужой могилой, куда их привело то ли видение, то ли сон Бенджамина, навеянный старым скрипучим домом и запахом шалфея.
Мируна со всей силой вцепилась в локоть Себастьяна, всматриваясь на пустынную аллею у подножья лестницы, от которой они пришли.
— Там кто-то стоит.
— Я никого не вижу.
Бен уже был рядом, и от его присутствия сразу стало спокойнее, словно он перетягивал на себя всё потустороннее, освобождая брата от этого груза. Но сейчас Себастьян не хотел отдавать всё брату.
Сейчас он хотел бы почувствовать то же, что и Бенджамин, и разделить с ним это. Возможно, тогда они смогут понять больше. А пока ему оставалось только довериться смутным видениям перед другими. И это даже в какой-то степени раздражало того, кто привык держать руку на пульсе.
Бенджамин сейчас казался чёрно-белым грифельным призраком. Взъерошенный, в гнезде тёмного пальто и дыму, он резко сорвался с места, явно намереваясь поговорить с тем, что перед ним, и быстро сбежал по ступеням вниз. Кажется, его единственного не волновала аура кладбища.
Мируна удержала рванувшего за ним Себастьяна за рукав куртки и шепнула:
— Ты всё равно не поможешь. Дай ему поговорить, кто или что бы это ни было.
— Я только боюсь, что однажды кто-то из нас не отличит, где заканчиваются сны, а где — реальность. Ты же видела его в гостиной, он ведь как спал наяву.
— Сны порой могут быть очень опасны.
— Сны — это всего лишь сны.
— Нет, Себастьян. Они уводят и завораживают, подменяют собой всё, что для тебя важно. И порой открыть глаза кажется почти пыткой. А ещё они цепляются за тебя и приносят в этот мир что-то своё.
Он посмотрел на неё, слегка озадаченный таким признанием. Конечно, им обоим снились кошмары, от которых наутро помогал только горячий душ и чашка самого крепкого кофе. Но сейчас в её словах слышалась тягучая горечь и что-то такое, словно она знала, о чём говорит.
Он крепко прижал её к себе, ощутив между словами, что ей нужно сейчас его тепло, но сама бы она об этом не стала просить. Не сейчас, когда все мысли Себастьяна были заняты Бенджамином, который замер посреди аллеи, словно и вправду беседуя с кем-то.
Может быть, она порой чувствовала себя слегка в стороне от той связи, что была между братьями, но едва ли когда-либо попрекала кого-то из них в этом. И сейчас только уткнулась с облегчением в плечо Себастьяна, вдыхая запах кофе и табака, впитавшийся в куртку.
Он подумал, что когда всё это закончится, им не помешает поездка вдвоём куда-нибудь без определенных ориентиров на скорости и в ветре, бьющим в шлемы.
К тому же, дороги и мотоцикл всегда приводили обоих в восторг, а во взгляде Мируны мелькало что-то дикое и необузданное.
Казалось, время немного уплыло, и им на двоих осталось тёмное безвременье и холод могил с истлевшими костями мертвецов, скребущими когтями внутри гробов и неясным шепотом. Себастьян едва видел брата, и только красноватый огонёк сигареты указывал, где тот стоит.
Вдруг Бенджамин пошатнулся и едва удержался на ногах.
Как в замедленной съёмке он видел, что колени брата подгибаются, а вытянутые вперёд руки скребут воздух и резко сгустившийся туман.
То ли от отчаяния, то ли от страха, зажавшего в колючих тисках сердце, Себастьян на короткий миг увидел мутный полупрозрачный силуэт перед братом с протянутой рукой прямо к его груди.
— Бен! Отпусти его!
Себастьяна будто не пускали вперёд, облепив липкой невидимой паутиной руки и ноги, не давали сделать шаг за шагом. Чьи-то руки словно закрыли рот и не давали сделать ни единого вздоха. Он видел, как Бенджамин медленно опустился на колени, а пальцы зарылись в листья и мелкие веточки.
Жёсткий луч фонаря высветил аллею впереди, а с ней и одинокого Бенджамина, но только его одного, то ли распугав, то ли оттеснив в темноту всё остальное. А вместе с тем и липкие объятия чьих-то окостеневших пальцев отпустили, так что Себастьян наконец подбежал к брату и опустился рядом с ним.
Глаза Бенджамина заволокла абсолютно белая пелена, а из носа снова шла кровь, рубашка в нескольких местах повисла истлевшими в один миг кусками ткани.
А на груди кровоточили несколько росчерков царапин.
— Себастьян?
— Я здесь. Что это было?
— Призрак из прошлого. Почему тут так светло? Разве не ночь была? Всё светится белым мерцанием.
— Я не понимаю, Бен, всё ещё ночь, ну или поздний вечер, как посмотреть. Может, ты спишь?
— Нет, Стан. Хотел бы я, чтобы это всё было всего лишь сном. Но теперь они вокруг меня и требуют крови. Они всегда хотят крови.
— Призраки — это не вампиры же какие-нибудь.
Бенджамин как-то жутко улыбнулся, а его взгляд был направлен куда-то немного вбок мимо брата. Кровь уже почти перестала и теперь подсыхала на коже и губах, стекала по шее вниз, и Бен стёр её перчаткой, всё ещё оставаясь на коленях на промёрзшей земле.
— Я устал. Правда, я так устал. Мы можем вернуться в особняк?
У Себастьяна роились вопросы, но он лишь кивнул, а потом, спохватившись, сказал уже вслух:
— Конечно, хватайся за меня. Я не дам тебе упасть. Ни во тьму, ни в каких-то хреновых призраков. Скажи, ты видишь что-то?
— Да. Свет меркнет. Призраки отпускают меня. Но я теперь знаю, Стан.
Он шептал и говорил, как в бреду или горячке, а кожа наощупь пылала огнём.
— Что?
— Наша семья проклята призраками.
***
Бенджамин уснул в машине почти мгновенно, стоило ему пристегнуться и откинуть голову на мягкий кожаный подголовник, пока Себастьян торопливо смахивал с лобового стекла прилипшие тёмные листья в капельках дождя, начавшегося сразу, стоило им направиться к выходу с кладбища.
Интересно, призраки любят дождь или предпочитают тоже прятаться куда-нибудь в тепло или уют? Например, в человеческую кровь?
Мируна уже что-то искала в планшете, устроившись на заднем сиденье и греясь в огромной шали винного цвета поверх пальто. Но только с досадой погасила экран, когда хлопнула дверь со стороны водителя.
— Я искала что-то на Антонеску. Ничего особо не нашлось.