Она поймала обеспокоенный взгляд Себастьяна в зеркале заднего вида, когда он повернул ключ зажигания. Поразмыслив, он предположил, что искать надо в особняке бабушки.
— Она оставила его нам, а стоило приехать — как нечто привело Бена на могилу этих братьев.
Мируна подалась вперёд ближе к нему, обхватив руками передние сиденья, и её голос был тихим и вкрадчивым, когда она заговорила:
— Они ведь тоже были братьями, Себастьян. Давай надеяться, что вы не уйдете вслед за ними. Я не хочу потерять тебя.
— Я тоже на это надеюсь.
В особняк они вернулись поздней ночью. Опираясь на брата и едва замечая что-либо вокруг, Бенджамин добрался до своей спальни и тут же рухнул спать. Себастьян несколько секунд стоял рядом, прислушиваясь к его мерному дыханию, и поборол желание найти градусник. Ему казалось, у брата жар, но всё-таки решил дождаться утра.
Мируна чистила апельсины, и крохотные цитрусовые брызги оседали влажной пылью вокруг неё, а на столе лежали уже помытые яблоки и лимоны. Осенними ночами она любила готовить глинтвейн, никуда не торопясь, и шутила, что это почти колдовство, а пропорцию хранила в тайне.
Вскоре на кухне запахло жареным мясом со специями и корицей с имбирём. Себастьян, закатав рукава рубашки, ловко орудовал стейками, украдкой любуясь на Мируну.
Он был искренне благодарен Бенджамину, что тот смог помочь вернуть их друг к другу. Горе разъединяет и отталкивает, но если пережить его вдвоём, то можно стать сильнее и крепче. Быть вместе вопреки и навсегда, потому что никто другой уже не поймёт тех демонов, что скалятся внутри.
Проверив, что мясо жарится, Себастьян обнял Мируну со спины, касаясь кончиками пальцев её бёдер сквозь ткань джинсов. Он улыбнулся ей в шею, когда она возмутилась, что он мешает ей варить пряное осеннее зелье.
— Мясо сгорит, — безнадежно привела последний аргумент Мируна, и её пушистые волосы щекотали его щёку.
Но Себастьян вдруг понял, что его волнует вовсе не мясо с ароматом тимьяна, а куда более… болезненное. То, от чего он до сих пор пролёживал ночи без сна.
— Ты скучаешь по ней?
Он почувствовал, как Мируна напряглась в его объятиях, а нож замер над разрезанным пополам яблоком. Они говорили об этом так много и так часто, что, казалось, всю боль уже оставили позади. Но сейчас внутри снова тянуло невосполнимой потерей.
— Иногда мне кажется, что я не могу дышать и просто задохнусь. Знаешь, часто в мистических фильмах пугают детским смехом и топотом ног. Я бы многое отдала, чтобы услышать сейчас её смех. Хотя прошло полтора года.
— Почему ты осталась со мной?
Себастьяна правда волновал этот вопрос.
Он никогда не спрашивал, просто принимал это как ещё один шанс для них двоих. Но теперь Делиа возникала снова, напоминала о себе призрачным явлением, и ему казалось, что, может, им действительно стоило разойтись. Ведь так делают многие пары, потерявшие ребёнка.
Возможно, он просто боялся потерять ещё и Мируну.
— Я рассыпалась внутри и не знала, зачем вообще дальше жить. Что может быть страшнее, чем увидеть своего ребёнка мёртвым? Наверное, есть вещи куда хуже. Сначала я видела, как медленно угасает моя мать, теряя связь с реальностью, а потом… Делиа. А ещё твоя мать…
— Да, я помню.
И то, как Эйш Альбу зло бросила, что они сами виноваты и не уследили за собственной дочерью, и то, как Мируна упала в обморок, когда надо было выбрать крохотный детский гробик. Его самого тогда замутило, а от обвинения матери он едва не ударил её.
Им и так хватало собственного чувства вины.
— Но я не могла заставить себя уйти из дома, куда мы привезли её, — продолжила Мируна. — Из того дома, в котором всё ещё был ты. И не могла достучаться до тебя. Возможно, у меня просто не было сил сделать хоть что-то. Кажется, тогда врач выписал успокоительное, которое ни черта не помогало.
Её руки дрожали, когда она медленно опустила нож и развернулась в его крепких объятиях и обняла руками за шею, прижимаясь теснее и ближе.
Они связаны друг с другом.
Дождём с запахом кофе, долгими ночами без сна, болью с тоскливым звоном церковных колоколов и запахом разрытой земли.
Себастьян покачивался, крепко прижимая к себе Мируну, чьи волосы пропахли апельсином. Отчасти он пожалел, что спросил, но, с другой стороны, может, каждому из них ещё стоило выговориться. Возможно, каждый ещё не до конца отпустил от себя Делию.
И Бен в том числе.
Её руки скользнули под мягкий хлопок рубашки, прошлись от живота и вверх по рёбрам, впитывая тепло его тела. Он прижал её к краю стола так, что она наверняка почувствовала, как он врезался в поясницу, и ойкнула.
— Давай всё-таки поужинаем, — Себастьян с трудом отстранился, отворачиваясь к требовательно шипящему мясу. — Вся ночь впереди. Думаю, обыск дома оставим на завтра.
— Действительно, у меня тут кулинарный шедевр пропадает.
— Глинтвейн, что ли?
— Эй, не смейся! Сам же с удовольствием его выпьешь!
Улыбнувшись, он поцеловал её в висок.
Мясо с глинтвейном удались.
Мируна возмущенно воскликнула, когда Себастьян подхватил её и усадил на крепкий деревянный стол, едва не уронив вазочку с сушеной лавандой. Травы под потолком пахли пылью и жарким летним лугом, а в тёмных окнах отражались тёплые огни свечей в металлических фонарях.
Он целовал её и ласкал сквозь тонкий и лёгкий шёлк блузки, проводил пальцами по линиям татуировки от шеи вниз вдоль позвонков, пока Мируна не застонала ему в губы и стала просить ещё, а он не раздел и не любил её прямо там, среди трав и пряностей.
Её руки, ласкавшие его тело, горьковато пахли апельсином.
По окнам стучал дождь, а Себастьян лежал без сна. Наконец он сдался на волю бессонницы и, накинув рубашку и джинсы, спустился на кухню за чашкой кофе. У бабушки Анки хранились отличные запасы как ароматизированного, так и обычного разной обжарки и сортов.
Едва не задев какой-то совсем низко свисающий с потолка пучок, он уселся за стол и достал телефон, надеясь, что удастся всё-таки что-то выяснить. Заскрипели ступени лестницы под торопливыми шагами, и Себастьян вскинул голову, ожидая, что это Бенджамин. Но всё тут же стихло.
Терпкий сигаретный дым мешался с паром от кофе, а на вкус и то, и то было достаточно крепко.
А вот поиск не особо дал каких-то результатов, хотя в итоге на каком-то зловещем сайте с легендами о Трансильвании упоминалась семья Антонеску, одного из членов которой причисляли к жестоким и мрачным некромантам. Слухи или нет — неясно. В конце концов, искать что-то об этих местах было почти бесполезно. Всё сводилось к вампирам и Дракуле.
Снова скрипнули ступени, и Себастьян всё-таки решил проверить, ему кажется или кто-то и правда бродит по дому.
Когда он вышел в небольшой холл, из которого был проход в гостиную или к лестнице на второй этаж, то увидел, что входная дверь приоткрыта.
В осенних сухих полях вокруг особняка царила тёмная ночь. Себастьян поёжился и задумался, не захватить ли хотя бы пальто, но вообще-то сомневался, что он куда-то пойдёт далеко. Да и дорог особо не было — только выезд на шоссе и тропинка в поле по левую руку.
Но там плясали красноватые огни.
Себастьян быстро вернулся в дом, схватил первое попавшееся пальто — его или Бена, неважно, и направился в ту сторону, подсвечивая себе дорогу фонариком на телефоне. Он искренне надеялся, что брат не проснулся посреди ночи и не отправился на свет огней.
Он вздрогнул, когда чей-то голос рядом шепнул.
Помни — их всегда семь. Дорога домой — это семь огней. Скажи… ему…
За спиной была пустота, наполненная шорохами и ночными звуками. Дождь стих, и наверняка сейчас среди низкой сухой травы бегали мыши или какие-нибудь другие грызуны. В потёмках Себастьян угодил ногой по щиколотку в лужу и от всего сердца чертыхнулся.
— Ничего, дорогой, это всё не по-настоящему.