Но куда интереснее оказалась вторая часть — о некромантии. О тёмных ритуалах, черепах и крови, что обагряет подношения призракам. О защитных кругах соли, о тонкой грани мира живых и мёртвых, об энергетике и остаточных следах жизни.
Его отвлёк удивленный свист Себастьяна, последовавший за лёгким щелчком.
— Да тут целая секретная комната!
— Да ну?
Сейчас они стояли перед тёмным проёмом, за которым пахло пыльной тяжёлой тканью, въевшимся в стены табачным дымом, затхлым воздухом и фиалковой водой. Себастьян достал из кармана джинсов коробок спичек, который постоянно таскал с собой, и чиркнул одной. Маленький огонёк подсветил тесную и узкую комнатку.
Здесь будто располагался алтарь. На небольшом возвышении на чёрной ткани лежали два человеческих черепа: с провалами вместо носа и глаз и жуткими оскалами.
Вокруг них кто-то расставил треугольником три белые свечи, а на деревянных полках — маленькие баночки с формалином, какими-то останками и маслами.
Бенджамин шагнул вперёд первым, подсветив себе фонариком с телефона всё вокруг. То ли от яркого света, то ли от того, что нечто внутри него отзывалось на найденную потайную комнату, он не чувствовал омерзения или страха.
Кроме прочего, здесь были явно ритуальный острый нож и пыльные бутылки с мутным виски.
Дневники нашлись на одной из полок. Часть из них явно бабушки Анки — страницы хоть и пожелтевшие, но записи были сделаны шариковой ручкой и достаточно чётко.
А второй, судя по дате на обложке, относился к концу девятнадцатого века. В пятнах, с витиеватым почерком и замусоленными страницами, которые явно предстоит расшифровать.
— Бен, мне от этого не по себе.
— Зато мы нашли дневники! — он победно помахал ими в воздухе.
— А черепа тебя не смущают?
— Кто бы это ни был, они давно мертвы.
— Как и призраки, которых ты видишь?
Себастьян был сам не свой. Он отошёл подальше, стараясь впустить в комнату больше дневного света, но окна располагались в эркере — слишком далеко от тайника.
Возможно, не просто так.
Бенджамин ещё некоторое время оставался внутри. Ему казалось, нечто зыбкое и тонкое бьётся рядом с ним как в стекло, пытаясь докричаться. Голову сдавило тисками боли, а перед глазами замельтешили огоньки.
И тут рядом с Себастьяном возникала Делиа. Молочная тонкая фигурка, безмолвная и покачивающаяся в воздухе. Её тонкие пальчики замерли рядом с ладонью отца то ли в боязни, то ли в невозможности коснуться.
Взгляд был полон тоски и мерцал одиночеством. Холодом загробного мира.
Бенджамин приложил палец к губам и медленно пошёл к ней, чувствуя, как боль в висках становится тяжелее и туже. Делиа смотрела только на него, а он боялся дотронуться.
Или того, что она испарится от любого прикосновения бесплотными ниточками, дымкой и каплями туманной влаги.
— Она здесь?
Казалось, Себастьян задержал дыхание, а пальцы дёрнулись…. и прошли насквозь ладошку дочери. Ему досталась лишь роль слепого наблюдателя, а в накатившей тишине почти слышались частые удары сердца.
Бен не ответил — и так всё ясно. Лишь присел на карточки перед призраком, как делал всегда, чтобы быть наравне с Делией, и всмотрелся в её детские черты лица. Слегка смазанные, они теперь никак не улавливались.
— Делиа, — голос был хриплым. — Что ты хочешь сказать?
Она шагнула к нему и приникла к плечу, хотя касание — лишь отпечаток памяти. Призраки бесплотны и холодны, как напоминание, что из смерти нет возврата. Им никогда не согреться.
А потом он услышал тихий шепоток.
— Домой… я хочу домой… не дай ему забрать меня…
— Кому?
— Злу.
В следующий миг Делиа исчезла, а Бен почувствовал на щеке холодные капельки воды, а потом — как и тогда у себя в баре, кровь из носа.
Мируна сидела на тёмно-зелёной софе в гостиной, уставившись в холодный и потухший камин. Её руки смяли и сжали подол тёплого шерстяного платья, а взгляд остекленел.
Бенджамин никогда не видел, чтобы она курила, но сейчас в пепельнице тлела сигарета.
Сам он устроился в кресле, подтянув к груди одну ногу, и листал дневник бабушки Анки — записи с рецептами мешались с результатами расклада Таро, в котором он ничего не понимал, хотя любил рассматривать рисунки.
Себастьян ходил взад-вперёд по гостиной, дымя сигаретой, и то и дело прикладывался к стакану с виски на каминной полке.
— Бен, ты уверен в том, что видел? Может, это… не знаю… всё сон?
— Как легко это можно было бы объяснить, правда? Ведь именно мне досталось видеть призраков. То ли сны, то ли явь — так легко запутаться.
Бенджамин отлично понимал, как это выглядело со стороны — только его видения и голос в голове. Именно он проваливался в беспамятство и терялся во времени с пустотой вместо жизни. И ловкая маска того, кто с улыбкой наливает пряный коктейль, лопалась болью и одиночеством.
Если Альбу обладали семейным проклятием, то Бенджамину досталось собственное.
— Прости. Конечно, нет. Я просто не понимаю, что делать дальше.
— Призраки хотят что-то нам рассказать. И бабушка Анка, и Делиа. И не только они. Тот Антонеску… тоже что-то говорил. Я ни черта не помню.
— Возможно, стоит им дать сказать? — голос Мируны ровно прошелестел, но смотрела она только на свои пальцы. — Что в дневниках, Бен?
— Здесь нет объяснения проклятия. Но вот, послушайте.
Бенджамин подобрался и зачитал вслух то, что ему показалось интересным и важным — хотя разбросанным по нескольким страницам между рецептом тушеного кролика и советом, как отчистить накипь в чайнике.
Призраки тянутся ко мне и хотят говорить. Но им нужна тропа, которую не так легко найти. Кто-то приходит в снах, кто-то — шумом в доме. Я привыкла жить с этим, смирилась с незваными гостями-невидимками.
У некоторых даже есть привычки. Эйш всегда пугалась звуков дома, но она не понимала того, что за гранью. Ей это мешало бурлить, как маленькому котелку.
Ну ладно… о чём я? А, призраки. Многие безобидны, как ночные мотыльки, что бьются вечерами в окна веранды. Они бормочут и бездумно болтаются в этом мире, не ища ничего.
Другое дело — те, что ищут воплощения. Или жаждут чего-то. Таким нужна энергия. Огни в ночи, подношения, сила того, кто может их услышать.
Но ещё хуже — проклятые души. Именно с ними стоит быть аккуратнее всего. Именно они всегда будут хотеть одного — пути в мир живых, обратную дорогу, мести, самой души, не понимая, что мёртвые всегда остаются мёртвыми. Именно они так жаждут крови нашей семьи и тревожат меня по ночам.
Призраки не тронут того, в ком нет дара.
И я боюсь только одного — что он передастся мальчикам.
— Есть ещё вторая часть, — Бенджамин умолк и быстро пролистал вперёд, — записи куда более отрывистые и короткие, но они… про некромантию.
— В чём разница? — Себастьян, как всегда, пытался всё упорядочить и разложить по местам, решить уравнение из туманов, призраков и старого дома.
— Призраки приходят сами. Некромант призывает мертвецов, общается с ними, обменивается энергией. Спиритизм по сравнению с некоторыми ритуалами — просто детские игры.
— Я хочу вернуть Делию домой, — твёрдо заявила Мируна.
Себастьян остановился за её спиной и успокаивающе положил руку на плечо, и она крепко схватилась за неё, будто боясь падения. Или омута внутри самой себя, чьи воды всколыхнулись явлением дочери.
— Мы не знаем, что это значит, — мягко ответил Стан.
Бенджамин знал, каким он бывал в работе и как вёл переговоры, настаивая на выгодных условиях в интересах «Гвоздики и костей». Видел не раз, искренне восхищаясь невозмутимостью и твёрдостью брата.
Но с Мируной он мог быть другим. И в каждом жесте сейчас сквозила нежность и забота.
— Я бы хотела увидеть её ещё раз. На короткое мгновение дотронуться и сказать, как сильно я скучаю. Неужели это так много, если она сама приходит к нам?