Анка оставила им свой дом. Она верила в них, твердила, что «кровь сильна».
— Я хочу вернуться в дом, — заявил Бенджамин и увидел, как в недоумении вытянулось лицо Себастьяна, который точно хотел бы держаться подальше от тех мест.
— И ты туда же!
— Я падаю, Стан. Мне кажется, ночами я падаю в огни, которые уводят меня из этого мира. Но я запомнил, что мы слышали в том доме — домой ведут семь огней.
— Ты хочешь приблизить собственную смерть?
— Нам и так её пророчили. Раз за разом.
— Да ты пьян, Бен, — Себастьян с натугой улыбнулся и, придерживаясь руками за стойку бара, медленно поднялся. — Давай-ка домой.
Бенджамин не стал возражать, тем более, он знал, что уже переборщил с порцией. После скоропалительного решения Бенджамин уже не был так уверен, но отступать не привык. Да и разве у них был какой-то выбор?
Пока Себастьян вызывал такси, Бен курил в стороне, прислонившись к стене дома. Голова немного кружилась, и он потёр переносицу, думая, что зря вообще они решили пить. Легче никому не стало.
Себастьян выглядел поникшим и слишком задумчивым, когда они ехали домой — Мируна как раз написала, что уже легла спать, слишком устала после сложного заказа. Бенджамин сначала хотел поехать к себе, а потом спохватился, что Себастьян обронил, что плохо спит в последнее время.
Какие сны ему снятся? Про дочь, тонущую подо льдом? Про жену, которая обращается в одержимую колдунью? Про смерть, что останавливает молодые сердца?
«Какие сны превращают твои ночи в долгое безвременье?»
Что ж, Себастьян достаточно долго был тем, кто приглядывал за снами младшего брата и за тем, чтобы тот случайно не навредил себе или кому-то ещё. Теперь очередь Бенджамина.
Они вошли, даже не зажигая света.
Себастьян неуклюже снял пальто и со второй попытки закинул шарф на вешалку, пока Бенджамин справлялся со шнуровкой на высоких ботинках. Мир чутка плыл, хотелось пить и спать.
Пошептавшись, Бенджамин договорился, что останется на диване в гостиной. А утром они ещё раз обсудят насчёт дома Анки.
Его разбудил резкий крик.
Бенджамин, путаясь в одеяле, взъерошенный, вскочил на диване и с испугом огляделся по сторонам. Никаких призраков, только темень квартиры. Чертыхаясь и натыкаясь на мебель, он направился в спальню брата, надеясь, что не будет лишним. Осторожно постучался перед тем, как услышать «входи» и толкнуть дверь.
Растерянная бледная Мируна сидела на кровати в пижаме, уставившись на Себастьяна, который привалился к стене и тяжело дышал. Она взглянула на Бенджамина, но он уже и сам поспешил к брату. Даже после смерти Делии он не помнил таким Себастьяна — того слегка потряхивало, а затуманенный взгляд блуждал по комнате.
— Я здесь, Стан. Это был кошмар.
Себастьян не отвечал, и Бенджамин осторожно коснулся его плеча. Мируна тоже подошла ближе и опустилась с другой стороны. Её тёмные прямые волосы падали на лицо, и кожа казалась ещё бледнее. Бенджамин не знал — она так стесняется его или просто отвыкла от проявления тепла и простой заботы, что так нерешительно сжала руку Себастьяна?
— Мы рядом.
— Вы мертвы.
Голос прозвучал глухо и будто издалека.
— Нет-нет, что ты! Это и правда только кошмар.
— Слишком реальный. Слишком… густой.
— Расскажи нам, и кошмар уйдёт. Помнишь, как в детстве нам мама всегда говорила? Нет таких снов, которые бы проникли в этот мир. Расскажи мне, Стан.
— Это было… вы лежали мёртвые на снегу. И я не мог ничего сделать, и призраки… их было так много вокруг. Твои глаза, Бен, стали совершенно белыми. Я видел, как рёбра Мируны торчали, и их лизали призраки. И Делиа…
Мируна всхлипнула и села рядом, положив голову Себастьяну на плечо. Он продолжил говорить, пока слова не иссякли, а тишина комнаты не начала давить на каждого из них. Бенджамин уселся с другой стороны, вытянув ноги. Было мерзко и гадко — его богатое воображение нарисовало страшные картины, от которых начало мутить.
— Надо бы чай сделать, — устало произнёс он. — Всем не помешает.
— Я сделаю. Побудь с ним, ладно?
Бенджамин только кивнул, а в душе был благодарен, что может остаться наедине с братом — чтобы потом не мешать и им с Мируной. Но сейчас ему хотелось, чтобы Себастьян ощутил его рядом, чтобы знал, что младший брат дышит и видит.
Кошмары медленно отступали.
— Ты прав. Надо с этим что-то сделать. Иначе мы все сойдём с ума, если это ещё не началось.
— Да ну, всем снятся кошмары. Зато ты просыпаешься и принадлежишь себе.
Они просидели ещё какое-то время вместе прежде, чем подняться и пойти на кухню, где Мируна уже разливала ароматный облепиховый чай в неярком свете лампы над плитой. Бенджамин всегда любил их кухню — Мируна отлично готовила и с удовольствием пользовалась всеми техническими наворотами, половину из которых он не даже не знал, зато ему нравилось то, как выглядит эта монохромность и огоньки на приборах. Не так давно Мируна купила чайник, который можно включать по блютусу, и Бенджамин пришёл в полный восторг.
Пока они пили чай, Бенджамин рассказал, что согласен вернуться в дом бабушки Анки. Что призраки будут ждать там — или их проклятие. Он внимательно следил за Мируной, ожидая огонёк радости или восторга, той одержимости, которая прорастала внутри неё. Но она удивительно спокойно посмотрела на него и напомнила, что именно это и советовала Родика.
— Мы поедем туда. И вернёмся домой.
— И как же Делиа? Что с её призраком?
— Возможно, её мы тоже увидим.
Себастьян предостерегающе посмотрел на Бена, когда тот уже хотел задать ещё пару вопросов о её планах, так что лучше уж промолчать. Впрочем, после смерти Родики на её глазах Мируна стала куда более задумчивой и пугливой. Будто такая смерть пробудил иные страхи.
— Через пару дней, — Себастьян собрал кружки и направился к раковине, чтобы сполоснуть водой. — Все вместе, ладно? Обещайте, что никто не сунется туда раньше других.
Все трое уснули ближе к утру, и никакие кошмары не тревожили.
Мируна нечасто приходила на могилу к дочери.
Она могла говорить с ней в своем воображении, вспоминать их игры или, натолкнувшись на футболку в пятнах сока, долго сидеть без движения, проводя пальцами по ткани. Делиа жила с ней, где-то между ударов сердца, внутри, тёплом, которое однажды принесла в этот мир.
Но сейчас Мируна стояла под мелким дождём перед скромной аккуратной могилой. Прошло так мало времени, а она чувствовала, что горе медленно притупляется и выскальзывает, и это пугало.
Мируна боялась забыть.
Так отчаянно, что ей нужно было ещё раз обнять Делию, почувствовать её хрупкость, услышать смех, чтобы запомнить навсегда, крепко, чтобы никогда не забыть. Ведь как может мать потерять собственное дитя? А если это уже произошло, всё равно так много того, что можно сохранить!
Почти год она не могла понять, как Себастьян вообще дышал и пытался жить дальше, продолжал бизнес, вел дела, встречался с друзьями. Когда первый раз Мируна услышала его смех, её захлестнула волна обиды и боли — неужели гибель Делии для него ничего не значит?
Мируна не хотела забывать.
Простая надпись на могиле и увядшие цветы — не те, которые любила Делиа, хотя кто в три года знает, что больше нравится… ещё пару месяцев назад Мируне хотелось взвыть от этой мысли, раскопать гроб, достать оттуда дочь и сделать что угодно, чтобы вернуть к себе.
Но в последние дни Мируна видела, как тускнеет Себастьян, как все призраки семьи Альбу и Антонеску отнимают его у неё, погружают в нечто туманное и зыбкое. Бенджамин тоже потерял того, кого любил, но у него находились силы, чтобы быть рядом с братом! Мируна же следовала за призраком Делии — и неважно, настоящим или только образом уставшего сознания.
Делиа была светом, и их мир погас с её смертью. Но Себастьян ещё был рядом.
Вчера Мируна представила, что видит те же кошмары про него и про Бена, с которым, возможно, у них не сложились такие уж тёплые отношения, но он всё равно был частью её семьи. Что, если и Себастьяна не станет? Что если помнить придётся слишком о многих, но в настоящем так никого и не останется, только одиночество и пустота, в которой витают призраки?