— Бен, это я.
— Я не хочу больше засыпать. Я становлюсь слишком уязвимым.
— Ты пытался вызвать призрака бабушки Анки?
— Если кто-то и знает ответы, то она. Я что-то говорил, пока спал?
Себастьян поделился теми обрывочными фразами, которые услышал сам, но их смысл оставался всё таким же размытым и нечетким. Солнце резко скрылось, и ему показалось, что сумрак, влившийся в кухню с запахом старых трав и пыли, зловещий и тёмный. Становятся ли призраки тем сильнее, чем ближе ночь и время тайн среди старых могил?
— В следующий раз я буду рядом.
— Я не хочу, чтобы призраки забрали и тебя. Как отца, как Делию, как Анку.
Себастьян отлично мог понять брата — страхи у них были одни на двоих. Бенджамин мог сколько угодно делать вид, что всё в порядке и ничто ему не вредит, но только не перед братом, который порой чувствовал внутри будто два пульса. И Себастьян тот, кто должен внушать уверенность и силу, вести за собой, когда младший брат слишком долго блуждает в снах.
«Однажды вы останетесь только вдвоём, — как-то раз сказал ему отец. — Но это не значит, что вы одиноки».
— В дневниках что-то говорится про то, как изгонять призраков? Раз наши предки были такими молодцами и умели с ними отлично общаться. Ведь это не может быть ловушкой, из которой нет выхода!
— А ведь ты всегда говорил, что оптимист здесь я, — усмехнулся Бенджамин. Как и всегда, он быстро пришёл в себя и уже поднимался с пола. — Может, этот дом — наша ловушка.
— Надо найти Мируну. Не стоило ей в одиночку ходить по этим комнатам.
Сопровождая его слова, наверху зашуршала старая песня с пластинок, донеслись скрипы — как если бы кто-то спускался по ступенькам. И так неуютный дом стал ещё более неприветливым, скорее похожим на пристанище мёртвых душ, чем местом для живых. Свет мигнул — раз, второй и окончательно погас.
Сумрак за окнами сменился вечерней теменью, в которой двое братьев остались одни.
Мируна проливала кровь.
Она не думала, что проткнуть даже тонкую кожу на запястье так сложно — то ли её останавливал инстинктивный страх, то ли не хватало решимости. Так что она, скорее, размазывала несколько капелек крови по полу коридора на втором этаже — перед той дверью, за которой во сне видела Делию.
Лихорадочно, дрожащими пальцами, мысля только о том, чтобы увидеть дочь — не вернуть, как хотела до этого раньше с каждым ударом сердца, а знать, что больше ничто её не заберёт, и её девочка обретёт покой.
А ещё что Себастьяна с братом наконец отпустят призраки.
Она жалела, что не знает ни колдовских слов, ни каких-либо заклинаний, чтобы точно всё получилось, только то, что муж называл «тяга ко всему потустороннему». Жалкое подражанием тем, кто и правда что-то умеет. Мируна ползла по полу коридора, в котором к затхлому запаху примешивался ещё один — чуть сладковатый, но от него становилось противно.
Так пахло в похоронном бюро, когда Мируна прощалась с матерью.
Или ужасные венки на могиле Делии.
Простой кухонный нож в руке дрожал, когда она поднесла острое лезвие к запястью и, закусив губу, сильнее надавила кончиком на крохотный надрез.
— Вернись ко мне. Ты ведь уже нашла дорогу однажды. Вспомни меня, где бы ты ни была.
Пыльные старые доски легко впитывали подаяние, и в тусклом свете настенных ламп даже не было видно самой крови, но Мируна и не смотрела. Она остановилась, не в силах больше держать в себе напряжение. Всё это глупости. Никто не придёт на её зов, даже если она украсит эти стены собственными кишками. Бесполезно.
В этот момент свет часто заморгал, ярко вспыхнули все лампы, чтобы тут же погаснуть, как враз павшие светлячки.
Дом погрузился во мрак и одиночество.
Мируна достала телефон из кармана джинсов и быстро включила фонарик, думая, что пора убираться хотя бы из этого коридора. Страшная мысль вспыхнула — а если всё-таки её желание сработало? Только призраки придут не к ней?
Она вскочила на ноги и побежала вниз, свет телефонного фонаря скакал перед ней небольшим пятном, и причудливые тени принимали форму искаженных ужасом человеческих лиц.
«Мы все истлеем».
Голос прозвучал где-то сбоку, может, в коридоре, или сзади, а потом заиграла шипящая музыка со старых пластинок. Мируна как раз подбежала к лестнице и не заметила, как натолкнулась на Себастьяна. Не сразу узнав его в темноте, она вскрикнула и попыталась оттолкнуть его от себя.
— Тише-тише, это я! Что с тобой? Ты ранена… чёрт, Мируна, это же кровь!
Бледный свет выхватил встревоженное и нахмуренное лицо Себастьяна, который смотрел на её запястье и грязные пальцы, потом перевел взгляд на руку, так и сжимавшую нож.
— Кто это сделал?
— Я сама.
— Ты сама взяла нож и порезала руку? Зачем? Чтобы истечь здесь кровью и остаться вечным трупом? Как далеко ты зашла?
— Нет-нет, Себастьян, прошу, выслушай!
— Хорошо, я слушаю.
Мируна осеклась. Она хорошо знала Себастьяна, который не торопился с выводами и осуждением, но как объяснить то, что чувствовала словами? Представила, как выглядит со стороны, — ведь и правда подумаешь о безумном колдовском ритуале! Себастьян держал её за руки, и от его тепла, от того, что он рядом, становилось спокойнее, пусть они и стояли в странном доме среди старинной музыки и скрежетов.
— Пойми, та медиум говорила, что важно вернуться в дом и пролить здесь кровь. Я так надеялась, что моей будет достаточно. Делиа придёт — и мы простимся с ней. И этим всё закончится.
— А заодно ты призовёшь всех призраков? Которые доконают Бенджамина?
— Меньше всего я хотела, чтобы с ним что-то случилось.
— Уже случилось. Тебе мало? Как ты могла знать, что получится из твоей затеи?
Себастьян говорил с ледяным спокойствием, и это пугало.
«Он уже не поверит мне, — с горечью подумала Мируна. — Что бы я сейчас ни сказала, для него всё прозвучит с одним смыслом — я хотела вернуть Делию любой ценой в мир живых».
Себастьян отстранился, но его пальцы всё ещё держали её запястье.
— По крайней мере, проливать кровь было твоим собственным решением. У Бена выбора не было. Идём, он ждёт нас внизу.
Мируна молча последовала за Себастьяном, но в последний момент обернулась на коридор — ей показалось, что какая-то лёгкая тень скользнула по следам из крови.
Музыка умолкла, и осталось только шипение пластинки.
Бенджамин смотрел на два черепа на чёрной бархатной ткани.
Он ждал призраков — и не мог не признать, что нечто внутри него отчасти тянулось к ним, желало, чтобы они пришли. Какого это, когда ты можешь повелевать мертвецами? Когда можешь с ними справиться и слышать их истории? Могут ли они дать нечто такое, чего не найти в мире живых?
Бенджамин мотнул головой, остро ощутив, что это не его мысли, а какие-то пришлые. Чужие. Анка сказала, что дело не в доме, дело в том, кого она заперла в этих границах, которые с её смертью так легко раскрошились. Но как же отец? Или падение защиты началось давно, или силы бабушки таяли постепенно?
Мир чутка плыл, а огни свечей двоились и троились.
Наверняка у бабушки Анки есть генератор, но вот Бенджамин точно не был готов лазить по дому в его поисках, так что обходился фонариками, которыми запасся по дороге сюда, и свечами.
«Смерть сильнее жизни».
Бенджамин поднял голову и огляделся. Мягкий, нежный голос, так похожий на тот, которым когда мама говорила с ним. Это был так давно, что он почти уже забыл. Но интонации он запомнил — в них была любовь.
«Ты можешь не умирать».
Грохот ливня по окнам размыл и заглушил другие фразы, если они и были, а мелькнувшее пятно света возвестило о Себастьяне с Мируной, которые вскоре и сами вошли в гостиную. Бенджамин легко догадался, что между ними не всё ладно, но не стал лезть с вопросами — да и общая проблема его занимала сейчас куда больше.