А потом приходила в запахе тлевших на угольках трав и благовониях в ночи, полные долгого дождя. Забиралась к нему и просила ласки и медленных поцелуев под шорох капель по окну. Водила кончиками тонких пальцев по его груди, рёбрам. Шептала с каким-то остервенением:
— Мы затеряны в дорогах осени. И однажды станем их призраками. Люби меня, Себастьян. Не дай мне стать призраком.
Мируна сейчас сидела за ним, а вот Бена не было. Себастьян сам не знал, откуда у них такие ощущения друг друга. Дядя как-то обмолвился, что семья Альбу хранит много секретов, они в их крови. Но каждый должен разгадать их сам.
А пока он искал Бенджамина.
Себастьян за рёвом мотора, конечно, не услышал звонок телефона, но как раз остановился на набережной, чтобы немного подумать и посмотреть, нет ли оповещений от кого-то из знакомых Бена.
Высветился незнакомый номер, и тут же сбросили. Мелкими затяжками Себастьян впускал в себя дым и надежду, что брат наконец найден. Мируна в слегка великоватой ей кожаной куртке и ярко-жёлтом свитере смотрела в тёмные осенние воды на отражения огней.
Некстати вспомнилось, что бабушка Анка любила рассказывать про огни, что порой уводят в другой мир.
На другом конце ответили не сразу, но пробурчали, что да, парень с татуировкой на шее в виде птичьего черепа только что вышел из клуба. Потушив сигарету носком ботинка, Себастьян окликнул Мируну. На мгновение ему почудилось, что она вот-вот упадёт в воду, а её фигурка окутана мерцанием.
Наверное, всё дурная аура мыслей ещё с кладбища.
Но вот она уже рядом, несколько прядей выбились из тугого хвоста, перетянутого резинкой с осенним янтарным листиком, за спиной рюкзак с самым необходимым. Точнее, ворохом кусочков тканей и эскизником. Мируна легко вскочила за спину Себастьяна и на короткое мгновение вся прижалась к нему.
— Поехали.
Здесь было темно и пахло сыростью. Или просто затхлым воздухом из канализации. Вывеска полутёмного бара неровно мерцала, одна буква вовсе погасла, оставив название исковерканным и более тусклым.
Один фонарь разбит, из закрытых дверей даже до улицы доносились гулкие басы, а стены были разрисованы граффити — точнее, неуклюжими попытками. Вместо рисунков сплошь неприличные размашистые слова. Место в духе Бенджамина.
Он питал странную тягу к такому городскому захолустью. Знал всё о начинающих рок-группах, о новых тесных клубах, а ещё — где взять травку или даже что-то серьёзнее. Потому, шагая в сторону темноты переулка, Себастьян волновался. Если Бен снова лунатил, то мог натворить, что угодно.
Себастьян боялся однажды опоздать. И мысленно благодарил то ли предков, то ли семейных демонов за лёгкие вибрации под кожей. Бен где-то здесь.
Под ночным небом, со слипшимися от пота волосами он мерно покачивался в тесном тупике между высоких кирпичных стен домов. Почти такой же высокий, как сам Себастьян, но куда более худой.
Чёрная рубашка с кожаными вставками распахнута, на груди блестят капельки пота, ремень брюк торчит кончиком в сторону, джинсы художественно порваны на коленях.
Глаза закрыты.
А на вздёрнутых вверх руках темнела кровь.
Себастьян тихо окликнул брата, но тот не слышал. Шаг-другой.
Не напугать. Не разбудить резко — если это лунатизм. Себастьян попросил Мируну подождать около байка, а сам шёл вперёд к брату, снова и снова повторяя его имя. Вытягивая его из сновидений обратно к себе.
Бабушка Анка тоже танцевала ночами.
А теперь она под землёй.
Себастьян ощутил вокруг какие-то то ли голоса, то ли шепотки. И подспудный страх скользнул по позвоночнику, оплёл тонкой паутинкой сердце. Изо рта вырывались облачка пара, зависали белёсыми… призраками. Другого слова не нашлось.
Бен замер в незаконченном движении и вдруг резко распахнул глаза.
— Ты их тоже видишь?
— Кого?
— Тех, кто уже ушёл. У тебя… за спиной.
Себастьян инстинктивно обернулся, но сзади лишь пустота с отзвуками музыки из клуба.
А в следующее мгновение Бенджамин возник прямо перед ним, заглядывая в лицо.
— Всегда за спиной. Малышка Делиа.
Себастьян отшатнулся, как от пощёчины. А в следующее мгновение Бен зашёлся в сухом кашле, едва не упал вперёд на твёрдый асфальт. И всё исчезло.
Только испуг в глазах Бена, растерянность и липкая ссохшаяся корка крови на руках.
— Стан, где я?
— Где-то в трущобах. Ты что-нибудь помнишь?
— Ни черта! А кровь откуда?
— Ты у меня спрашиваешь? Эх, надо было тебя на камеру заснять. Стал бы звездой ютуба.
— И мертвеца пририсовать?
Себастьян шутки не оценил — их вокруг его семьи и так было слишком много. Так что он лишь протянул брату руку, чтобы помочь подняться с асфальта, и предложил, тщательно скрывая страх от его слов о призраках:
— Может, домой?
— Наверное. Ох, как голова болит! А ведь я даже не пил.
— Наверстаешь. Ты поедешь со мной на мотоцикле или такси?
— Смотри, я обляпаю твой бесценный байк кровью!
— Бен! У Мируны наверняка найдётся какая-нибудь ткань, чтобы стереть хоть частично эту гадость.
Бен кивнул и снова закашлялся. А потом, хитро прищурив глаза, лихо выбрал:
— Когда ещё меня старший брат прокатит? Если Мируна переживёт.
— Вот сам у неё и спросишь. Поехали. И давай надеяться, что завтра в новостях ничего не будет про маньяка-убийцу.
========== -2- ==========
Комментарий к -2-
Музыка: London after Midnight - Demon (https://music.yandex.ru/album/903780/track/8672372)
Тёплым сентябрьским вечером они все сидят на заднем дворе в плетёных удобных креслах. Традиция семейных вечеров, которая принадлежала отцу. Он всегда считал, что семье стоит время от времени собираться вместе, но никогда не настаивал.
Отец шурует в мангале красноватые угли, от их жара закатаны рукава рубашки. В красках рассказывает, что они собираются открыть несколько кофеен в Германии. Дядя, покачиваясь в кресле-качалке, ворчит, что немцы ни черта не смыслят в хорошем кофе.
Разомлевший Себастьян после долгого рабочего дня и двух стаканов пунша лишь слушает вполуха, ему и так хватило суетного офиса. Свет от углей играет на пристроенном рядом чёрном мотоциклетном шлеме.
Мама развешивает на ветвях трёх деревьев ниточку гирлянды, балансируя на неустойчивом старом стуле. Она даже сейчас в модном свитере и брючках из новой осенней коллекции. Охает, когда Бен подрывается, чтобы придержать в очередной раз шатнувшийся стул.
Он стряхивает с волос запутавшиеся пожухлые листья, упавшие с деревьев, и заявляет, что ему нужен собственный бар, а то всё не то. Что именно «не то» он не может объяснить, но чувствует, что те, кто пьёт по утрам крепкий кофе в «Гвоздика и кости», с удовольствием вечерами заглянут за чем-то ещё более крепким. Пожимает плечами на удивленные взгляды:
— Я просто хочу сделать что-то сам.
И это отец, кто первым кивает и добавляет:
— Если тебе нужна помощь, просто знай, что я рядом.
***
Он тонул.
В густой тёмной воде, которая засасывала холодным водоворотом и утягивала вниз, в бездну, полную липких водорослей и прикосновений чьих-то забытых душ.
Воздуха не хватало, лёгкие горели в огне. Он тянулся наверх, к меркнущему свету. Но изогнутые пальцы хватали только пустоту воды.
И где-то там выше себя он видел тонкие детские пальчики. Они шарили под водой в напрасной надежде схватиться за его руку.
Он хотел кричать. Но изо рта вырывались только пузыри драгоценного воздуха.
Он шёл ко дну, в бесконечный мрак и покой.
И рядом витали пустые глазницы других утопших душ.
Он чувствовал их бессвязный шёпот.
Последний выдох. И отчаянный взгляд вверх — в ясные глаза склонившейся к воде Делии.
Бенджамин резко очнулся, угодив ногой в таз с холодной водой рядом с кроватью. Странная мера безопасности, которая снова стала почти насущной в последние дни после смерти бабушки Анки, и вряд ли это было совпадением.