новны.-- И подбородок тоже весь мертвый... Лоб живой, а нижняя часть лица, как у трупа. У Марины Мнишек совершенно деревянная нога... да. Пересвет и Ослябя точно вросли в землю... планы не выдержаны... движение масс совершенно условно... Вот эти казаки, которые бросаются к Марине -- разве это живые люди? Шипидину не нравился тон, который являлся у Гаврюши при таких обяснениях, точно он радовался находимым недостаткам. А между тем этот начинающий неудачник в большинстве случаев был прав, и Шипидин начинал видеть деревянную ногу у Марины Мнишек и мертвый подбородок у Ольги Спиридоновны. Раз, когда Шипидин с Гаврюшей занимались критикой работ Бургардта, в мастерскую неожиданно вошел Саханов. Он в последнее время являлся довольно часто, но не засиживался по прежнему. У него был какой-то таинственный вид, точно он что-то желал сказать и не договаривал. Присутствие Саханова всегда было неприятно Шипидину, а нынче в особенности, точно он что-то высматривал. Затем, Шипидину не нравилось то преувеличенное внимание, с каким Саханов относился к Гаврюше. -- Ну, как дела, маэстро?-- спрашивал Саханов, разсматривая бюст человека Андрея.-- Ничего, начинает вытанцовываться... В присутствии Саханова Гаврюша как-то совсем терялся и краснел, как девушка, от каждаго его замечания. Шипидина Саханов игнорировал с самой обидной вежливостью и смотрел на него такими глазами, как смотрят на манекен. В этот раз было все так же, как всегда, и Шипидину сделалось обидно за Бургардта, когда Саханов полусловами делал характеристики его работ. Собственно, обиден был самый тон, которым высказывались самыя простыя вещи. -- Следовательно, вы глумитесь!-- вспылил Шипидин совершенно неожиданно. -- Нет, гораздо проще: я пользуюсь правом высказывать свое мнение, -- ответил Саханов. -- Я, ведь, понимаю, что вы говорите, хотя и не художник, -- продолжал Шипидин, краснея от волнения.-- Следовательно, понимаю... и... и удивляюсь некоторой безцеремонности с вашей стороны, чтобы не сказать больше. -- Ну, последнее -- дело личнаго вкуса, а o вкусах не спорят. -- Нет, тут дело не во вкусе!.. Да... Следовательно, вы просто развращаете молодого человека... да!.. Саханов оказался невозмутимым и ответил совершенно спокойно: -- Вот это уж вы совершенно напрасно изволите говорить. Гаврюша не маленький, и сам кое-что понимает в искусстве и даже понимает гораздо больше, чем вы думаете. А затем, я, вообще, на охотник кому нибудь навязывать свои мнения... Выдержка Саханова произвела то, что Шипидин смутился и неловко замолчал. Давно ли он обличал Бургардта за его вспыльчивость и несдержанность, а сам делает то же самое. Саханов, вообще, занимал какое-то особенное место в доме Бургардта, и Шипидина огорчало, что он имел влияние и на Аниту, которая с жадностью ловила каждое его слово. Ѣдкое остроумие Саханова производило свое действие. Даже сам Бургардт, не смотря на свое неуважение к Саханову, как-то поддавался его влиянию и оживлялся в его присутствии. Когда Шипидин начинал бранить Саханова, Бургардт отвечал: -- Я его тоже не люблю, а поэтому считаю долгом относиться к нему с особенной осторожностью, т. е. чтобы не быть несправедливым. Конфуций сказал так: "да не ослепляет ни дружба насчет недостатков твоего друга, ни ненависть насчет хороших качеств твоего врага". Видишь, как опыт жизни делает человека осторожным... -- Следовательно, можно оправдать этим путем всякаго негодяя... У каждаго мерзавца найдется свое китайское оправдание. Ты даже и цитаты начинаешь приводить à la Caxaнов... -- Ах, милый друг, я боюсь, что ты в одно прекрасное утро будешь прав... Есть словесная зараза, как существуют заразы физическия. У Бургардта в последнее время явилось какое-то пристрастие к отдельным выражениям, не смотря даже на их полную внутреннюю пустоту. Сахановския остроты оставались в его мозгу, как заноза остается в пальце. Он целых три дня повторял характеристику артисток, сделанную мисс Гуд: -- Женщины с рискованными жестами... ха-ха!.. Ведь это очень мило... Не правда ли? Собственно говоря, такой женщиной является одна милейшая Ольга Спиридоновна... Очень недурно сказано! Кстати, представь себе, я ни разу не видал ее на сцене... Все собирался, лет десять, а скоро она оставляет сцену, с пенсией, конечно, за выслугу лет и предельный возраст. -- Да, специальность не дурная, -- ядовито соглашался Шипидин. Ольга Спиридоновна приезжала раза два на сеансы и каждый раз сталкивалась с Шипидиным, который не уходил из дому только из вежливости. А между тем она чувствовала какое-то тяготение именно к нему и старалась проявить самую изысканную любезность. Бургардт задыхался от смеха, глядя на это ухаживанье старой балерины, принимавшей в присутствии Шипидина какой-то виноватый вид. Раз, когда Шипидин не выдержал и ушел, Ольга Спиридоновна проводила его глазами до дверей и со вздохом проговорила: -- Не любит меня угодничек божий...