ек. Лицо Гаврюши приняло злое выражение, которое совсем не шло к нему, он уже раскрыл рот, чтобы ответить, но в этот момент послышался громкий звонок в передней и слышно было, как торопливо пробежал человек Андрей. Гаврюша быстро сбросил с себя рабочую блузу, торопливо вымыл руки и ушел. Шипидин посмотрел ему в след, покачал головой и подумал: -- Этот молодой человек плохо кончит... Что за фантазия была у Егора выхватить этого мальчика из родной обстановки и бросить в омут искусства? По затихшему в гостиной говору Шипидин догадался, что приехал сам меценат Красавин. В открытую дверь корридора можно было разсмотреть промелькнувшую фигуру Васяткина, точно громадная серая летучая мышь, которую показывают на экране волшебнаго фонаря. Все это коробило Шипидина. Неужели искусство не может существовать без мецената? А тут еще довольно прозрачные намеки Гаврюши. -- А ну их! решил Шинидин, опять начиная разсматривать Марину, у которой уже окончательно не было никакой связи с остальными произведениями. Именно здесь Шипидин и был накрыт, когда из гостиной с шумом привалила целая толпа гостей с Красавиным во главе. -- А... вы здесь, -- проговорил Саханов, который вел под руку бывшую натурщицу Шуру.-- Рекомендую вам оригинал... Ню слегка покраснела от этой рекомендации, но отнеслась к новому знакомому с самым обидным равнодушием, точно ей рекомендовали кошку. Красавина вел под руку Васяткин, говоривший задыхавшимся от волнения голосом: -- Нет, вы посмотрите, Антон Ильич, что это такое... Ведь с этого барельефа открывается новая страница в русской скульптуре... Ведь это все живое... Посмотрите, как протянула Марина вперед свою руку, обращаясь к казакам. -- И совсем это не казаки... поправил его Саханов. -- Гм, эти... Виноват, действие происходит в лагере Сапеги и кругом поляки, -- подхватил Васяткин. Красавин только морщился, как человек, у котораго над самым носом жужжит муха. Он прямо подошел к барельефу Марины Мнишек и долго разсматривал не ея лицо, а посадку, причем сделал замечание относительно неправильно согнутаго колена и слишком короткаго стремени. Бургардт не возражал, потому что был поглощен тем, как отнесется мисс Мортон к его работе. Немая девушка точно расцвела, когда очутилась в мастерской. Она радостно узнала бюст Ольги Спиридоновны, Шуру в Марине Мнишек, ее же в Джульетте и даже шею Бахтерева в Гамлете. Бургардту казалось, что среди его скульптуры она именно дома, как нигде, и он даже поймал ея ревнивый взгляд, когда она с особенным вниманием разсматривала Марину. -- Удивительно... Новая эра в искусстве... задыхавшимся шопотом повторял Васяткин, обращаясь к Саханову, причем шопот настолько был разсчитан, что его могли слышать и другие. Ольга Спиридоновна решительно ничего не понимала в скульптуре и восхищалась из вежливости. Она сегодня находилась в самом умиленном настроении духа и даже не обиделась, когда Саханов назвал ее незаконной дочерью дьякона, как называл Бачульскую "мадонной для некурящих". Это дешевенькое остроумие, вероятно, было взято на прокат из какого-нибудь уличнаго заграничнаго листка. Саханов получал все иностранныя издания этого тона и не стеснялся черпать из них полной рукой. Бывшая натурщица Шура так мило стеснялась, чувствуя, как все сравнивали ее с Мариной! Ей даже было немножко стыдно, что она верхом на лошади и сидит в седле по мужски. Могли подумать, что она в такой позе сидела перед Бургардтом голая, потому что некоторые скульпторы предварительно лепят голую фигуру, а уже потом ее одевают. Особенно она подозревала в таком взгляде на нее Шипидина, который так пристально всматривался в нее, сравнивая с Мариной. -- Что этому-то вахлаку нужно? думала Шура и злилась. Наблюдая каждое движение Красавина, Шипидин, в свою очередь, негодовал на меценатство, в котором видел главный источник уклонений искусства от своей прямой задачи служить одной истине. Это его возмущало до глубины души, как своего рода разврат. И Бургардт, как другие, невольно подделывается под вкус этого сомнительнаго креза, и может быть Гаврюша давеча был прав. Эта мысль почти подтвердилась, когда, разсмотрев внимательно барельеф, Красавин небрежно сказал Бургардту: -- Мне эта вещь нравится... Мы потом поговорим. Саханов и Васяткин только переглянулись, что в переводе значило: везет-же этому Бургардту, как утопленнику. "Нравится" Красавина стоило тысяч десять -- пятнадцать, а барельеф еще не кончен. Конечно, дело тут не в искусстве, а в Ню, которую Красавин желает получить увековеченной в мраморе. -- Здоровую пеночку слизнул многоуважаемый Егор Захарыч, -- шептал Васяткин.-- Это, видно, не Пересвет и Ослябя... Когда все ушли, Шипидин сделался невольным свидетелем довольно жестокой сцены. Гаврюша, бледный и страшный, схватил за обе руки Шуру и задыхавшимся голосом повторял: -- Я тебя убью, змея... убью!.. -- Мне больно... больно...-- шептала девушка, напрасно стараясь вырвать свои руки.-- Как вы смеете... Шипидин спокойно подошел к Гаврюше и помог девушке освободиться. Когда Шура торопливо ушла в гостиную, он спокойным голосом заметил: -- Следовательно, так с дамами нельзя поступать... Гаврюша ничего не понимал и только смотрел на него страшными глазами. -- Следовательно, нельзя, -- еще раз повторил Шипидин.-- Выпейте холодной воды. Это помогает... Гаврюша схватил себя за голову, бросился на узкий диванчик в углу и зарыдал. -- Вы хороший человек...-- шептал он.-- Но вы ничего не понимаете... Ее мало убить... Нет, ей лучше быть убитой... Смерть избавит ее от позора...