XIX.
В заезде было шесть лошадей, причем главным соперником "Ушкуйника" была великолепная серая кобыла "Баловень", сильная и выносливая. Другие соперники в счет не шли, хотя и мог случиться фукс. На "Ушкуйнике" ехал знаменитый красавинский жокей Чарльз, а на "Баловне" гусарский офицер, тоже знаменитый ездок. Васяткин прибегал уже несколько раз в ложу Красавина, сообщая ход игры в тотализатор. Играли больше на "Баловня", чем на "Ушкуйника", потому что "Ушкуйник" был ленив и шел с своим "лидером". Красавин только пожимал плечами, как посторонний человек. -- А что говорят жокеи?-- спросил он, чтобы сказать что нибудь. -- Они играют все на "Ушкуйника"... Красавин не был настоящим спортсмэном и держал лошадей только для того, чтобы о них говорили и писали. Как-то было неприлично такому богатому человеку не иметь своей скаковой конюшни. Сегодня он был в дурном расположении духа и не уезжал со скачек домой только из приличия. Его даже не интересовало, выиграет "Ушкуйник" или проиграет. Красавин сидел у барьера, и ему все время казалось, что из-под леваго локтя его руки выползает паук -- покажутся тонкия, точно переломанныя и неудачно склеенныя паучиныя ноги и сейчас же спрячутся. Это было мучительное и тяжелое состояние, от котораго у Красавина шли мурашки по спине. Он боялся пошевелиться, чтобы как нибудь не раздавить воображаемаго паука, а, главное, он боялся выдать самого себя и показаться смешным. Бургардт относился к скачкам совершенно безучастно, а лошади для него имели смысл и значение только живых моделей и как вопрос о "прогрессе лошадиных форм." Ведь, в сущности, все эти дорогие скакуны с более или менее верной родословной и выработанными систематическим подбором формами являлись уродами. Да, настоящие уроды, тонконогие, поджарые уроды, у которых утрачена всякая гармоническая пропорция отдельных частей, как она утрачивается у подстриженных деревьев. Целой, настоящей нормальной лошади уже не существовало, а были монстры, задача которых заключалась только в том, чтобы развить предельную скорость на минимальное разстояние. Вместе с утратой нормальной пропорциональности исчезла и настоящая красота. Саханов очень остроумно уверял Ольгу Спиридоновну, что давеча с одной лошадью сделалась истерика -- ведь это тоже проявление нарушенной нормы и здоровой душевной красоты. Потом Бургардта интересовала эта специальная скаковая публика, слившаяся в одно нервно-возбужденное целое. Особенно сильно волновались дамы, из которых не многия решились бы подойти к лошади близко, как Ольга Спиридоновна, боявшаяся ездить даже на извозчиках, а тут оне следили за лошадями, затаив дыхание. -- А если кто нибудь упадет?-- вперед ужасалась Ольга Спиридоновна и даже закрывала глаза, как курица.-- Я ужасно боюсь... Мисс Мортон, казалось, вся превратилась в одно зрение и, кроме лошадей, ничего не видела. Она была счастлива, что могла понимать все происходившее, как и другие, и улыбалась такой милой детской улыбкой. Кое-кто из избранной скаковой публики уже обратил на нее внимание, и Бургардта коробило, когда на их ложу наводились спортсмэнские бинокли. Очевидно, всех интересовала новая "звездочка", появившаяся на горизонте петербургскаго полусвета. Шуру уже знали, она "определилась" в этом исключительном мирке, и называли полуименем. Сегодня она была не в своей тарелке и ревновала мисс Мортон, на которую все обращали внимание. Ольга Спиридоновна, выросшая среди театральных интриг, только жмурила глаза, сдерживая невольную улыбку. Она нарочно выказывала особенные знаки своего внимания немой англичанке, чтобы позлить выскочку, как про себя называла Шуру. -- Вот тебе и красавинския коляски...-- думала Ольга Спиридоновна.-- Покаталась, и будет. Много вас поденок... Эти сердитыя мысли мешались с самыми мирными соображениями, вроде того, что пригласит Красавин всех обедать или не пригласит, а если пригласит, то повезет всех к себе на дачу в Павловск или устроит, когда кончатся скачки, обед в членской беседке. У Ольги Спиридоновны начал не в шутку разыгрываться аппетит. А скачки уже начались. "Старт вырвала" совершенно безнадежная лошадка. "Гейша" и вынеслась вперед корпусов на двадцать. Знающую публику такая резвость не по чину только смешила. -- Смотрите, смотрите, что делает "Гейша!" кричали голоса. -- Ай-да "Гейша"!.. -- У леска зарежется... -- Бывает, что и лидер выигрывает. Вон как "Ушкуйник" и "Баловень" караулят друг друга... Противники, действительно, повели скачку осторожно. Жокей Чарльз несколько раз оглядывался на "Баловня", которая шла в полкорпусе от "Ушкуйника", спокойно и ровно отбивая копытами по мокрому грунту. Лидер "Ушкуйника", благодаря потерянному старту, едва успел вынестись вперед. "Ушкуйник" начал сердиться, забирая поводья. С высоты трибун видно было, как лошади вытянулись в одну линию, а подходя к леску "Гейша" как-то сразу отпала. -- "Гейша" кончена! -- крикнул в толпе неизвестный голос. На повороте "у леска" отпали еще две лошади, а "Баловень" прибавила хода и висела совсем на хвосте "Ушкуйника". При выходе на прямую обе лошади шли уже голова в голову. -- "Ушкуйник" идет вперед!.. -- Нет, "Баловень"... Браво, "Баловень"! -- Браво, "Ушкуйник"! Публику ввел в заблуждение лидер "Ушкуйника", который отпал уже на прямой. Особенно хорошо шла "Баловен" -- ровно, широким махом, постепенно набирая скорость. Когда лошади вышли на прямую, публике видны были только одне лошадиныя головы и трудно было решить, которая лошадь идет впереди. Но вот над "Баловень" взмахнулся хлыст, и публика пришла в неописуемое волнение. -- "Ушкуйник" идет в руках!.. Браво, "Ушкуйник"! -- "Баловень" зарезалась!.. Действительно, "Ушкуйник" пронесся мимо трибун свободно и легко, причем Чарльз старался его сдерживать. Бедная "Баловень" осталась всего на полкорпуса назади. Поднялся страшный гвалт, и публика бросилась из трибун. Мисс Мортон апплодировала, улыбающаяся, красивая и, как показалась Бургардту, безумно счастливая, точно она торжествовала победу собственной лошади. Проходившие мимо офицеры -- кавалеристы пожимали плечами. -- Выиграл тяжелый грунт...-- говорил с видом спещалиста молоденький белокурый офицерик с едва пробивавшимися усиками.-- "Ушкуйник" просто мужик... Все жалели красавицу "Баловень", и даже сам Красавин точно был недоволен, что выиграла его лошадь. Бургардт сидел бледный и, повидимому, незамечавший ничего, кроме мисс Мортон. У него в ушах стояла одна фраза: "Гейша" кончена"... Бачульская наблюдала его все время и, тронув его руку, шепнула: