IV.
Финляндский пароход, расцвеченный фонариками, стоял не у пристани, а прямо у берега. Слышалось легкое ворчание машины, где-то попыхивал белыми клубами пар, из трубы завивавшийся черной полосой тянул дым. На пароходе все было устроено еще в Петербурге: поставлены столы, устроена закуска. Кухня помещалась в носу. Все общество разместилось в длинной каюте, кто где хотел. Бургардт заметил только одно, что Марина Игнатьевна не поехала домой, а осталась с нарочной целью следить за ним. Чтобы досадить ей, он выпил большую рюмку английской горькой и ушел на нос, чтобы полюбоваться Невой. По дороге суетившийся Васяткин едва не сшиб его с ног. -- Ах, pardon... Услужающие татары из "Кружала" тащили еще какия-то закуски, посуду и ящики с бутылками, точно снаряжалась экспедиция на северный полюс. Поместившись в самом носу парохода, Бургард молча любовался красавицей Невой, которая отражала сейчас разноцветные фонарики парохода. Что-то такое чудное и хорошее в этой живой, вечно движущейся воде, какая-то скрытая сила и манящий покой. Недаром Марина Игнатьевна боялась воды: ее так и тянуло броситься в реку. Пароход дал свисток и грузно начал отделяться от берега. Слышно было, как винт рыл воду, а машина прибавляла хода. Пароход легко и свободно врезывался своей железной грудью в застывшую речную гладь и, распахнув ее могучим движением, оставлял за собой бурно двоившийся, широко волнистый след. -- Как хорошо, как хорошо...-- шептал Бургардт, подставляя горевшее лицо поднимавшемуся от движения парохода ветру. Плыли мимо низкие зеленые берега, мелькали где-то в зеленой гуще приветливые огоньки, быстро появлялись и еще быстрее исчезали лодки с темными силуэтами сидевших в них людей, давали свистки встречные пароходики, пока все это не скрылось, уступив место широко налитому взморью. Боже, как хорошо было это подернутое матовой белизной море, это светившееся фосфорическим светом небо, эта уходившая из-под парохода водяная гладь... Бургардту вдруг страстно захотелось поделиться с кем-нибудь своим настроением, и он вспомнил о Марине Игнатьевне. -- Да, только она поймет эту красоту... У нея есть чувство природы. Бургардт уже поднялся, чтобы идти в каюту, как раздалось цыганское пение. Какой-то невообразимо дикий мотив поднялся дыбом, перемешиваясь с бренчаньем цыганских гитар. Бургардт даже заткнул уши. Неужели это кому-нибудь может нравиться? Визгливые женские голоса с гортанным, надтреснувшим тембром, яркия вскрикивания, раздражающее бренчанье гитар -- в общем все это напоминало звон разбитой посуды. -- Нет, я пойду и скажу, что это безобразие, -- решил Бургардт.-- Да, безобразие, и самое скверное... Как не стыдно восхищаться этим дурацким визгом и уханьем... Цыгане столпились у входа в каюту, так что ему пришлось расталкивать их. Он отыскал глазами сидевшаго в дальнем конце стола Красавина, чтобы высказать ему все, и вдруг остановился. Около мецената сидела белокурая стройная девушка с удивительным лицом. Она смотрела на него и улыбалась -- улыбка у нея была тоже удивительная, быстро появлявшаяся и так же быстро исчезавшая. -- Кто это?-- спросил Бургардт сидевшую недалеко Марину Игнатьевну. -- Не знаю...-- сухо ответила та.-- Кажется, новая прихоть нашего принципала. А что: поражены? -- Да, что-то необыкновенное... изумительное... -- Знаю одно, что англичанка. А вон ея мать сидит -- крашеные рыжие волосы и наштукатуренное лицо. Настоящая милашка... Это все сюрпризы Васяткина. Посмотрите на этого негодяя, как он доволен и счастлив... Хор дико завывал, гитары бренчали, хриплый баритон выводил какую-то нелепую руладу, а Бургардт все смотрел на белокурую незнакомку и не мог придти в себя. Красавин что-то такое ей говорил, жестикулируя сильнее обыкновеннаго, а она улыбалась ему непонимающей улыбкой и что-то такое старалась обяснить руками. -- Боже мой, да ведь она немая?!-- невольно крикнул Бѵргардт, всплеснув руками от охватившаго его ужаса. Это восклицание вызвало общий смех. Ольга Спиридоновна так и залилась, закрывая рот платком. К Бургардту подошел Саханов и, слащаво улыбаясь, проговорил: -- Нет, каков наш Васяткин, а? Ведь это его выдумка... Действительно, немая. Ну, кому придет в голову такая счастливая идея... Саханов никогда не напивался, а только входил в умиленно-слащавое настроение, как и сейчас. Глядя на растерявшагося Бургардта, он как-то неестественно захохотал. -- Оставь меня, ради Бога...-- сухо ответил Бургардт, занимая свободный стул.-- Где я? Что это такое? -- Самая обыкновенная вещь, -- ответила ему Ольга Спиридоновна, скашивая в его сторону свои круглые глаза.-- И немыя девушки имеют скромное желание превратиться в женщину... Очень просто. Бургардт только посмотрел на нее дикими глазами и ничего не ответил. Он теперь поня