V.
На другой день утром Бургардть просыпался несколько раз, натягивал на себя байковое одеяло и опять засыпал тревожным и нездоровым сном. В голове чувствовалась такая тяжесть, точно она была налита чугуном. А на улице уже поднимался раздражающий дневной шум: тяжело катились ломовыя телеги, дребезжали извозчичьи пролетки, изнемогающими голосами выкрикивали уличные разносчики -- вообще, просыпалось тысячью самых разнообразных звуков то чудовище, которое называется большим городом. Но всего больше Бургардта раздражали тяжелые шаги "человека" Андрея, который имел дурную привычку по нескольку раз подходить к дверям и прислушиваться, не проснулся-ли барин. -- Нет, нужно отоспаться...-- думал про себя Бургардт, готовый притвориться спящим, если Андрею придет блажь отворить дверь в кабинет. После смерти жены Бургардт всегда спал у себя в кабинете, на широком кожаном диване, а спальня была превращена в детскую, где жила его дочь Анита с своей воспитательницей мисс Гуд. Кабинет для Бургардта являлся символом холостой студенческой свободы, и он не желал устраивать себе особую спальню, чтобы не поощрять этой свободы. Почему-то сегодня Андрей особенно настойчиво прислушивался у дверей, и Бургардт пришел к убеждению, что сон "переломлен" и что ничего не остается, как только вставать. По давно усвоенной привычке, еще лежа в постели, он делал проверку наступающему дню, т. е. своей работоспособности. Он представлял себе свою мастерскую, покрытыя мокрыми тряпками работы, запах сырой скульпурной глины, молчаливаго Гаврюшу, работавшаго с угрюмой настойчивостью, даже ту пыль, которая набиралась в мастерской, и самого себя в рабочей блузе, без которой он не мог работать. Если получалось ощущение какой-то таинственной полноты, значит, он будет работать. Сейчас такая проверка дала очень грустный минус. Лежа на своем диване, Бургардт напрасно старался припомнить, что такое было вчера. Пьяная безобразная ночь -- эта вне сомнений. "Последняя"...-- повторил он про себя. Да, безобразие было, и он был деятельным участником этого безобразия, но случилось еще что-то... Может быть он сделал скандал и, кажется, обругал Красавина негодяем. Да, он начинал припоминать отдельные эпизоды. Сначала "Кружало", где он, кажется, скандалил, потом пикник на пароходе, визг и уханье цыганскаго хора, потом тони... -- Безобразие...-- проговорил вслух Бургардт. Потом он вдруг все вспомнил и сел на диване. Пред его глазами живой выросла загадочная немая белокурая девушка. Ах, да, Красавин ухаживал за ней, потом Саханов, по обычаю, говорил какия-то неприличныя вещи, потом горел костер... Да, да, она смеялась, когда вытащили большую рыбу, и потом опять смеялась, когда варили уху прямо на костре, как любил Красавин. -- Да, да, все это было...-- вслух проговорил Бургардт, начиная одеваться. Ему казалась, что он в чем-то виноват и должен что-то такое сделать. Он позвонил, и Андрей, отставной солдат с отпущенной бородой, точно подбитой молью, подал на подносе то, что полагалась, когда барин возвращался домой слишком поздно: бутылку квасу, зельтерской воды и стакан крепкаго чернаго кофе. Поставив на стол поднос, Андрей тяжело топтался на одном месте. -- Что тебе нужно?-- довольно сурово спросил его Бургардт. -- А там... этот... бормотал Андрей, глядя в угол.-- Ну, который с мешком ходит... -- Хорошо... Я сейчас... Когда верный слуга удалился, Бургардт засмеялся. Да, именно хорошо... Кажется, "человек с мешком" не мог выбрать лучшаго момента. Бурградт позвонил и велел Андрею позвать в кабинет того, "который с мешком". Андрей презрительно скосил глаза и молча вышел. Скоро послышались тяжелые шаги, и в кабинет вошел средняго роста человек в русской поддевке, в мужицких тяжелых сапогах и с белым мешком в руках. Бургардт бросился к нему навстречу, крепко его обнял и расцеловал из щеки в щеку. -- Григорий Максимыч, ты не мог лучше придти... -- Следовательно, опять покаянное настроение?-- ответил гость, вопросом, разглаживая свою козлиную бородку с сильной проседью. Гость говорил приятным грудным баском и постарался освободить себя от вторичных обятий хозяина. Он спокойно положил свой мешок в угол, оглядел кабинет, точно был в нем в первый раз, и прибавил: -- Следовательно, пришел навестить... Как живешь? -- Ах, не спрашивай, ради Бога... То же самое свинство. Бургардт торопливо налил квасу и залпом выпил весь стакан. Гость смотрел на него своими добрыми карими глазами и беззвучно шевелил губами. -- Следовательно, Саханов...-- резюмировал он невысказаныя мысли. -- Какой тут Саханов... Ах, ничего ты не понимаешь, Григорий Максимыч! Смотри на меня и презирай... Торопливо глотая квас, Бургардт начал разсказывать о вчерашнем вечере, сбивался и подбирал слова, особенно когда дело дошло до немой мисс Мортон. Гость слушал эту горячую исповедь совершенно безучастно и ответил совершенно невпопад: -- Следовательно, я был сейчас в мастерской... да... Разсматривал твой барельеф... -- Сергия? -- Следовательно, его... -- Ну, и что же? Он еще в эскизе... Все не хватает времени кончить. Есть срочные заказы... -- Следовательно, вздор... Леность обуяла, пьянство, разврат, Саханов... А барельеф ничего. Как это у вас нынче говорят? Есть настроение... да... Следовательно, я смотрел и могу понять. -- Милый мой, вот и не понимаешь!-- перебил его Бургардт, ломая руки.-- Вот ты смеешься над моим покаянным настроением, а эта работа и есть мое покаяние... Да!.. Вот и сейчас я пошел бы работать... Нет, вру, и совершенно безцельно вру. Этот разговор был прерван появлением Андрея. Он подал длинный изящный конверт и остановился в дверях. Бургардт быстро пробежал коротенкую записочку и схватил себя за волосы. Это было письмо от Марины Игнатьевны, которая напоминала ему, что вчера он пригласил всех к. себе на ужин и чтобы он не забывал об этом. -- Уж второй час в куфне ждет вас мужик с рыбой, -- обяснил Андрей, точно отвечая на немое отчаяние барина. -- С какой рыбой? -- А вы сами вчера заказывали, потому как бымши на тонях... -- Пусть мисс Гуд ему заплатит, и ну его к чорту... Андрей вышел, а Бургардт зашагал по кабинету, напрасно стараясь припомнить, кого он вчера приглашал. Придет же такая пьяная фантазия... Еслибы еще мисс Гуд с Анитой были на даче, а то оне дома... Одним словом, самая скверная история. Прогнавши мужика с тоней, Андрей еще раз явился в дверях и как-то особенно сердито заявил: -- Значит, при письме был букет...Приказано поставить его в мастерской... -- А, хорошо... Квартира Бургардта помещалась в третьем этаже большого каменнаго дома на четвертой линии Васильевскаго Острова, недалеко от Средняго проспекта. Вот уже почти двадцать лет как он живет на Васильевском Острове и, не смотря на некоторыя неудобства, как удаленность от центра, он оставался здесь, точно привязанный к своей четвертой линии юношескими воспоминаниями, когда еще был безвестным академистом. Много было здесь поработано, пережито и перечувствовано в горячую пору юности, и здесь же для него проя