ХXVI.
Что может быть печальнее дома, из котораго ушел мужчина? Анита почувствовала это еще в первый раз, почувствовала ту гнетущую пустоту, которая остается после любимаго человека. Раньше она как-то не замечала отлучек отца, потому что дом наполняла старая мисс Гуд, а новая мисс Гуд являлась почти подругой и часто смотрела на Аниту с немым вопросом в глазах. Последнее злило Аниту, и девочка хмурилась. Про себя она решила, что отец уехал куда-нибудь с Бачульской. Да, непременно с ней. Ведь он такой безхарактерный, а Бачульская настоящая полька, хитрая и выдержанная. Иногда Аните делалось жаль отца, иногда она на него сердилась и часто ей слышались его шаги, заставлявшие ее радостно вздрагивать. О, как бы она бросилась к нему на шею и, припав к родной груди, прошептала: -- Папа, милый папа, не оставляй нас... Время шло мучительно медленно. Анита уже по немногу привыкла убивать его, как это делают интеллигентныя женщины. Она что-то такое вышивала, что-то такое читала, что-то такое хлопотала, и была счастлива, когда могла сказать, что ей некогда. Мисс Гуд плела какое-то безконечное шотландское кружево, и, глядя на нее, можно было подумать, что она специально создана именно только для того, чтобы плести это кружево. В виде развлечения оне иногда позволяли себе прокатиться по Неве на финляндском пароходике, а днем ходили по гостиному двору и присматривались к выставленным в витринах сезонным новостям. Раз, когда оне стояли пред голландским магазином и любовались бельем, Аниту окликнул кто-то. Она обернулась и смутилась -- пред ней стояла Бачульская с покупками в руках. -- Здравствуйте, Анита... А где папа? Анита поняла, что Бачульская притворяется, и ответила довольно сухо: -- А я думала, что вы вместе с ним уехали в Финляндию? -- Разве он в Финляндии? Анита не сочла нужным отвечать, а только усмехнулась, глядя прямо в глаза хитрой польке. Да, папа должен теперь скоро вернуться... Однако, папа не приехал, и Анита еще раз обвинила Бачульскую в хитрости. Вероятно, она нарочно встретила их в гостином дворе, чтобы не было подозрений, а папа приедет потом один. Возмущал Аниту и старик Гаузер, который каждый раз спрашивал, где папа. Вероятно он знал, о! конечно, знал, где папа, а спрашивал, как Бачульская, чтобы обмануть ее, Аниту. Мысль о матери раньше как-то очень редко приходила в голову Аниты; для нея мать была только портрет, висевший в отцовском кабинете, а сейчас она все дольше и дольше останавливалась на этой мысли. Какая была она, эта мать? Какой у нея был голос, походка, смех, привычки? В доме как-то не осталось о ней никаких воспоминаний, точно она никогда не существовала. А сейчас Анита чувствовала наростающую потребность именно в родной женской душе. У них была какая-то выморочная семья. У отца родных не осталось, а со стороны матери были какие-то братья, но они жили где-то далеко, и отец не любил говорить о них. Анитой овладевало иногда сантиментальное настроение, она уходила в отцовский кабинет, затворяла за собой двери и просиживала здесь по целым часам. Ей казалось, что это нужно и что она должна чаще и чаще думать о матери-портрете. Ей даже казалось, что мать-портрет смотрит на ней и что-то хочет сказать. -- Мама, милая мама, -- шептала Анита со слезами на главах и была довольна собственной чувствительностью. Когда приходил старик Гаузер, у мисс Гуд являлось недовольное выражение лица, и она говорила Аните: -- Что этому старику нужно? Удивляюсь... Если бы мистер Бургардт был дома... У нас, в Англии, это совершенно не принято, за исключением самых близких родственников, как братья. -- А у нас даже очень принято, -- обясняла Анита. -- Женщины одне и вдруг совершенно посторонний мужчина. -- Во первых, Гаузер не мужчина, а доктор, затем -- он старик и, в третьих, друг дома. Мисс Гуд только пожимала плечами, а лукавая Анита только улыбалась. Конечно, Гаузер очень добрый статский советник, но этот добрый статский советник, кажется, не забывал и о себе. Раз он, сидя в гостиной с Анитой, заметил: -- А кто передавал мой стихотворный конспект Саханову? О, вы -- злой девочка... да. Анита даже не смутилась. Она с неистовым любопытством девочки-подростки следила за каждым шагом доктора Гаузера и убедилась, что он влюблен в мисс Гуд. Девочка в первый раз видела влюбленнаго человека, и ей даже хотелось заглянуть внутрь статскаго советника Гаузера, чтобы увидеть, что там делается. Ее начинали волновать какия-то неопределенныя мысли и чувства, назвать которыя она не сумела бы при всем желании. Потихоньку она часто наблюдала мисс Гуд и любовалась ея смущением и законным негодованием, когда приходил "мужчина" Гаузер. В мисс Гуд происходило что-то такое, чего Анита не понимала. Аните казалось, что Гаузеру было бы неприятно, если бы отец вернулся, и это ее злило. К удивлению Аниты она видела раз собственными глазами, как мисс Гуд разговаривала с Гаузером, и разговаривала как-то особенно. У нея на блекнувшем лице выступали яркия пятна, грудь поднималась и в упрямых английских глазах появлялось смущение. Аниту забавляло то, что сам Гаузер смущался еще больше и говорил что-то невозможное на ломаном английском языке. -- Кажется я ошибалась относительно этого... Гаузера, -- заметила раз мисс Гуд. -- Он джентльмэн, мисс Гуд, -- иронически поправила Анита. -- Да, добрый старый джентльмэн, -- думала вслух мисс Гуд.-- Я даже читала в каком-то романе именно про такого добраго стараго джентльмэна, который... Что сделал "старый добрый джентльмэн" -- для Аниты так и осталась загадкой. Она сама прочла несколько романов, где были и старые и молодые джентльмэны, и решительно ничего не поняла. Ей даже казалось, что они совсем глупые, ну, как есть глупые, даже глупее человека Андрея. Хуже всего было то, что старик Гаузер точно заискивал пред Анитой и даже делал сладкие глаза. -- У! противный старикашка... сердилась Анита, делая строгое лицо. Раз доктор приехал раньше обыкновеннаго. А человек Андрей встретил его в передней с загадочной улыбкой. -- Барин приехал?-- спросил доктор. -- Точно так-с... Изволят почивать в кабинете. Было одиннадцать часов, и доктор отправился прямо в кабинет. Кто-же спит до одиннадцати часов... Это чисто русская распущенность. Германский император встает в шесть часов утра, а президент французской республики уже принимает в восемь. В кабинете на диване, действительно, спал "барин", только не Бургардт. Доктор остановился в дверях и поднял брови. В этом доме всегда приятныя неожиданности. Ох, уж эти господа артисты... На первом пдане красовались задранные на диванный валик настоящие мужицкие сапоги. Да, самые настоящие, даже с подковками на каблуках. Затем, барин спал нераздетый, подложив вместо подушки под голову какой-то белый мешок. Это явление заинтересовало доктора Гаузера, и он сделал несколько шагов к письменному столу. Спавший "барин" открыл глаза, зевнул и посмотрел на доктора совершенно равнодушно, как смотрят на кошку, которая бродит под стульями. Потом "барин" сел, вытянул ноги в мужицких смазных сапогах с заправленными в голенища штанами, почесал прямо по мужицки пятерней всклоченные волосы и проговорил таким тоном, точно только вчера разстался с доктором Гаузером: -- Одначе зд