XXVII.
Шипидин был очень огорчен, что не застал Бургардта дома и что совершенно неизвестно, когда он вернется из своей таинственной поездки. Шипидину было необходимо с ним посоветоваться. Дело в том, что он приехал в Петербург по настоятельному предложению Красавина. Даже не успел докончить свою деревенскую страду и поехал. Красавин написал очень длинное письмо, которое служило только продолжением того разговора, который он имел с Шипидиным перед его отездом в деревню. "Я могу показаться назойливым, что хочу вас вырвать из деревни в самую дорогую рабочую пору, -- писал Красавин, подчеркивая некоторыя слова: -- Я сам мужик и отлично понимаю, какое вы сделаете мне одолжение, если приедете. Но времени терять не приходится. Помните, я говорил вам тогда о своем именьи в Финляндии, которое мне совершенно не нужно? Если бы вы приехали, мы уговорились бы окончательно и порешили дело. Я часто вспоминаю вас и передумываю наш разговор. Да, необходимо торопиться, ибо ни один день не вернется. Я иногда начинаю чувствовать себя ужасно старым, я начинаю бояться смерти и т. д. Понимаю, что это глупо и смешно, но что поделаете, когда нервы расходятся. Одним словом, приезжайте и переговорим обо всем подробно. Захватите с собой ту книжечку американскаго философа (фамилию его забыл), о котором мы тогда беседовали." Само по себе письмо Красавина ничего особенно из себя не представляло, кроме излишне интимнаго тона, каким пишут только очень близким людям. Но в конце этого письма стояла приписка, которой Шипидин как-то не мог понять; именно, Красавин писал, что он сейчас читает Ницше и что лично познакомился с ним, когда был в Соловках. Ницше и Соловки -- это уж совсем не вязалось одно с другим. Что Красавин был не совсем нормальный человек -- в этом Шипидин убедился из последняго разговора с ним. Вероятно, Бургардт мог бы обяснить все, потому что знал Красавина давно. В Павловск Шипидин поехал только на другой день вечером. Громадная красавинская дача совсем пряталась в лесу и была выстроена в каком-то мудреном шведском стиле. Но сейчас он жил почему-то не в большой даче, а где-то на дворе в деревянном флигельке. В саду были навалены бревна, и Шипидин подумал, что затевается какая-нибудь перестройка. У флигеля Шипидина встретил какой-то мужичок в раскольничьем кафтане, с волосами подстриженными в скобку. Он подозрительно посмотрел на гостя в поддевке и довольно неохотно ответил, что Антип Ильич дома. -- Следовательно, я по письму, -- обяснял Шипидин. -- Может вы по лесной части, господин?-- испытующее спрашивал раскольничий кафтан.-- То есть насчет бревен? -- Нет, я не по этой части, -- спокойно ответил Шипидин. Красавин встретил его в маленькой, полутемной передней и, видимо, не узнал с перваго раза. -- Вы, это вы... радостно проговорил он, пожимая руку гостю, очевидно довольный, что узнал гостя.-- Да, я писал вам... Очень хорошо, что вы приехали. Да, я рад... Обстановка флигеля была самая простая, и Шипидин обратил особенное внимание на передний угол, уставленный образами древняго письма. -- Вероятно, переделка в доме, -- подумал Шипидин, оглядывая низенькую комнатку. Хозяин заметил этот взгляд и чуть-чуть нахмурился. -- Да, я писал вам... с трудом проговорил Красавин, подбирая слова и потирая себе лоб.-- Вы очень добры... Шипидин по этому приступу понял, что он приехал совершенно напрасно, и что сейчас весь вопрос только в том, как бы отступить с честью. Растерянный вид Красавина достаточно говорил за себя. Можно было подумать, глядя на него, что он что то забыл и мучается, что не может припомнить. В соседней комнате слышались чьи то осторожные шаги и тяжелые вздохи, заставлявшие Красавина оглядываться. -- Следовательно я приехал, чтобы окончательно переговорить с вами относительно вашего финляндскаго имения, -- приступил Шипидин прямо к делу.-- Насколько я понял из вашего письма, вы согласны уступить это именье для интеллигентной колонии... Да? Красавин потер лоб, посмотрел на гостя припоминающими глазами и, торопливо роняя слова, сказал: -- Да, да... Совершенно верно. Но мы об этом поговорим потом. Он с какой то заискивающей улыбкой пожал руку Шипидину и уже другим тоном прибавил: -- А вы видели, сколько у меня запасено бревен? -- Да... Вы, вероятно, хотите что нибудь строить? -- О, нет!.. Красавин как-то сразу воодушевился и заговорил уже уверенным тоном. -- Вы, конечно, знаете как медленно ростет строевой лес? Да? Ведь каждому дереву шестьдесят лет minimum... Это целое богатство, которое мы пускаем по ветру. Вы только подумайте, сколько миллионов деревьев в России вырубается ежегодно... Я был в Германии -- она вся покрыта лесом. Там каждое дерево на счету, у каждаго дерева свой номер... А наша Россия на юге превратится в зыбучую степь, которую будет заносить песком, а на севере останутся одне безлесныя болота. Да... Вы согласны? -- Следовательно, вы правы. Я тоже жил в Германии я знаю, о чем вы говорите. -- Да, да, да... Вот я и хочу... Красавин оглянулся и прибавил уже шопотом: -- Я хочу скупить все бревна в России. Ведь это капитал, который вернее процентных бумаг. -- Следовательно, вы хотите скупить леса?-- попробовал догадаться Шипидин. -- Зачем леса?-- удивился Красавин.-- В копнах не сено, в долгах не деньги, а в лесу не бревна... Бревно тогда бревно, когда оно лежит у меня на дворе. -- Значит, следовательно, вы хотите открыть лесной двор? Вместо ответа Красавин повел гостя к наваленным в саду бревнам и как то умышленно прошептал: -- Да вы посмотрите, Григорий Максимыч, какая прелесть! Мне скоро пришлют из западнаго края целую партию чудных дубовых брусьев, из Олонецкой губернии -- лиственниц, с Урала кедровых бревен... да. За ними все время, как черная тень, в почтительном отдалении бродил раскольничий кафтан. Потом из флигеля показалась высокая и худая, сгорбленная старуха, повязанная платком по раскольничьи. Она, очевидно, тоже наблюдала за Красавиным. Когда они возвращались во флигель, Красавин похлопал ее по плечу и ласково проговорил: -- Ну, как, Андреевна, прыгаешь? Старуха ничего не ответила, а только посмотрела на гостя злыми глазами. "Это еще что за шалыган выискался?" сердито думала она. -- Это моя нянька, -- обяснил Красавин с улыбкой.-- Чудная старуха... С Ветлуги, из наших раскольниц. Представьте себе, она как то познакомилась с Ольгой Спиридоновной, которая приезжала ко мне на дачу, и оне очень сошлись. Раскольничья начетница и балерина... -- Да, это оригинальная картина, -- согласился Шипидин, оглядываясь на провожавшую их сердитыми глазами старуху. Шипидин обратил внимание на странную походку Красавина, ходившаго как то особенно прямо и не поворачивавшаго головы. Когда нужно было переменить точку эрения, он поворачивался всем корпусом, как автомат. Раньше этой особенности в нем Шипидин не замечал. Вернувшись обратно во флигель, Красавин без предисловий заговорил о деле, по которому вызвал Шипидина. У него в Финляндии было крупное имение, которое пустовало, и Красавин предлагал отдать его для устройства интеллигентной колонии. -- Понимаете, как устраиваются в Америке фермерския хозяйства, -- обяснял он свою мысль -- Я был там и проехал всю страну, до Сан-Франциско... -- Следовательно, вы имеете в виду... гм... замялся Шипидин, стараясь подобрать подходящее слово.-- Одним словом, на благотворительных началах, а это неудобно. -- Нисколько! напротив, я хочу устроить все на самых коммерческих основаниях и заработаю на этой операции. Мы устроим долгосрочный выкуп земли, и я буду получать определенную ренту. Заметьте, что Финляндия высоко культурная страна, т. е. по сравнению с нашей Россией. Везде шоссированныя дороги, пароходы, промышленность, торговля -- одним словом, чухонцы умеют жить, и нам остается только учиться у них уму-разуму. Нет поголовнаго пьянства, нет ужасающаго нищенства целыми волостями, нет, наконец, наших русских пожаров, когда огонь точно языком слижет целую деревню. Там мызное хозяйство, мыза от мызы далеко, и если пожар, то сгорит всего одна мыза. Шипидин сделал нерешительное движение и совершенно по-мужицки почесал в затылке. Ему вдруг сделалось как-то больно за св